Постепенно среди фонового шипения проявились треск и бормотание, и Салливану померещилось, будто где-то неподалеку голос произнес «Te explico, Federico?»

– Я тебя люблю! Папа? – громко произнес Кути в трубку, потом пошарил рукой по телефону, пока не нащупал рычаг, нажал его и связь разъединилась. В динамике щелкнуло и гулко зазвенело, и далекий женский голос произнес:

– Если вы хотите совершить звонок, пожалуйста, повесьте трубку и наберите снова.

Элизелд помогла Кути встать со стула, и Салливану показалось, что она спешно уводит плачущего мальчика специально, чтобы Салливан наконец-то позвонил своему отцу. «Она же психиатр, – подумал он. – Наверное, считает все это хорошей терапией, идиотским сентиментальным пафосом».

Устроившись на нагретом стуле, он подметил, что Эдисон не мешает Кути плакать, не перехватывает управление телом. Салливан нахмурился: он знал, что активированный кварцевый филамент способен довольно долго удерживать изначальные вибрации в разреженной и насыщенной ртутными парами среде внутри манометра, но, судя по неизменно возникающему эффекту спаренной линии, он также реагировал на шум и всякие помехи.

Но с этим Эдисон ничего не мог поделать. По крайней мере, сейчас из динамика раздавалось только мерное шипение.

Салливан, словно хирург во время операции, выставил руку ладонью вверх.

– Палец?

Через вздрагивающее плечико Кути Элизелд бросила на него усталый и полный досады взгляд.

Салливан начал набирать номер. «Смотри, чтобы твою кожу на ботинки не пустили!» Или «Пап, прости меня за то, что я не барахтался в воде рядом с тобой, пусть даже ради того, чтобы утонуть вместе с тобой». Или попросту: «Папа, где ты был?» И что мне теперь делать?

Он набрал последние цифры слова «САЛЛИВАН» и отложил палец.

Задребезжал динамик у мойки, и из него зазвучал женский голос.

– По какому номеру вы пытаетесь дозвониться?

На этот раз в голосе слышался сарказм, и Салливан с внезапной пустотой в сердце вдруг понял, что во второй раз за четыре дня говорит по телефону со своей сестрой-двойняшкой Сьюки.