С чужими книгами Джейкоб Сетл обращался очень аккуратно и возвращал их точно в срок, так что со временем мы стали друзьями. Раз или два по воскресеньям я пересекал вересковую пустошь и заходил к нему, но во время таких визитов Джейкоб бывал таким застенчивым и смущенным, что я чувствовал себя неловко. А сам он ни при каких обстоятельствах ко мне не заходил.

Однажды, ближе к вечеру воскресенья, я возвращался после долгой прогулки по болотам и, когда проходил мимо домика Сетла, остановился у его двери, чтобы поздороваться. Так как дверь была закрыта, я подумал, что хозяина нет дома, и просто постучал для проформы или по привычке, не ожидая ответа. К моему удивлению, я услышал внутри слабый голос, хоть и не разобрал слов. Я тут же вошел и нашел Джейкоба лежащим на кровати полуодетым и бледным, как смерть. Пот градом катился по его лицу, а руки бессознательно сжимали простыни; так тонущий человек хватается за все, что подвернется под руку. Когда я вошел, Джейкоб приподнялся с диким, затравленным выражением на лице. Глаза бедняги были широко раскрыты и неподвижны, как будто ему явилось нечто ужасное, но когда он меня узнал, то снова опустился на кушетку со сдавленным стоном облегчения и опустил веки. Я постоял рядом минуту или две, пока он переводил дух. Потом Джейкоб открыл глаза и посмотрел на меня, но с таким горестным отчаянием, что даже я, человек бывалый, предпочел бы увидеть скорее неподвижный, полный ужаса взгляд. Я сел рядом с ним и справился о его здоровье. Джейкоб ответил не сразу, только сказал, что не болен; но затем, пристально посмотрев на меня, приподнялся на локте и произнес:

– Премного вам благодарен, сэр, но я лишь говорю вам правду. Я не болен в том смысле, который обычно вкладывают в это слово, хотя, видит Бог, случившееся со мной хуже всех известных врачам болезней. Я расскажу вам все, ведь вы так добры, но надеюсь, что вы не передадите услышанное здесь ни одной живой душе, так как это может принести мне гораздо больше неприятностей. Меня преследует дурной сон.

– Дурной сон? – воскликнул я, надеясь его развеселить. – Но с рассветом – или с пробуждением – сны исчезают без следа!

Тут я осекся, потому что еще до того, как Сетл заговорил, я увидел ответ в безнадежном взгляде, которым он окинул свое тесное жилище.

– Нет-нет, то, о чем вы говорите, относится к людям, живущим с комфортом и в окружении тех, кого они любят. А для тех, кто вынужден проводить свои дни в одиночестве, все в тысячу раз хуже. Какое облегчение может мне принести пробуждение в ночной тиши, когда вокруг меня – лишь обширная пустошь, полная голосов и лиц, которые превращают мое пробуждение в кошмар, что хуже любого сна? Ах, мой юный сэр, у вас нет прошлого, которое способно посылать людям свои легионы, пустоту и мрак, и я молю милостивого Господа, чтобы у вас его никогда не было!