Он испустил невольный стон, который завибрировал по всему моему телу.

Яд не мог подействовать так быстро. И все же у меня затрепетали ресницы. Остатки сомнений рассеялись под теплым прикосновением его рта, ощущением его тела, прижатого к моему. Мои груди, внезапно ставшие очень чувствительными, выступили под тонкой тканью рубашки – так плотно прижатые к его груди, что я чувствовала все вдохи, прерывистые и ускоряющиеся. Его язык прокатился по моей коже, когда он принял свой первый глоток, одним томительным, медленным движением.

Я представила себе, что так бы я чувствовала его и внутри. Глубоко и всепоглощающе.

Подо мной образовалась недвусмысленная твердость.

Я вжималась ладонью в стену за его плечом – последнее препятствие, которое удерживало меня. И я по-прежнему не отпускала кинжал, хотя уже немного ослабила хватку и он уже не был так плотно прижат к его груди.

У меня задвигались бедра – я ничего не могла с этим поделать, когда внизу возникло крепкое подтверждение его желания, – и Райн, не отрываясь от моего горла, прерывисто выдохнул.

На этот раз я вторила ему эхом. Стон вырвался из меня вместе со сдавленным выдохом. Мы так точно расположились, что, когда я подвинулась, я прижалась по всей длине к этой твердой выпуклости, чувствуя ее даже через тяжелую ткань штанов. И от этого касания, которому мешало столько слоев, по позвоночнику полетели искры. Каждый нерв молил, просил, требовал: «Еще!»

Мало…

Яд съел последние остатки самоконтроля и выпустил на свободу волну желания, которая опустошила меня, ничего не оставив.

Мне хотелось разорвать мешавшую нам ткань. Мне хотелось пробежать руками, губами, языком по каждому дюйму его кожи, попробовать вкус каждого шрама. Мне хотелось отдать ему всю мою плоть целиком, чтобы он делал это – вот это, совершенно невообразимо замечательное, – с каждой частичкой меня. Мне хотелось, чтобы Райн оказался внутри меня, уводя так глубоко, чтобы я забыла даже собственное имя и чтобы он напомнил мне его в момент экстаза. Я хотела видеть, как он потеряет голову.

Его руки схватили меня крепче, притянули ближе одним лихорадочным рывком, словно он пытался сдержаться, но не мог. Моя рубашка оказалась зажата у него в кулаке, словно он пытался не сорвать ее с меня. Он впивался глубже, проводя языком по моей коже так, словно занимался со мной любовью.

Я уже не помнила, что делаю. Я снова пошевелила бедрами и уже не скрывала своего стона.

И на этот раз он двигался вместе со мной.

Я выпустила кинжал, и он упал с оглушительным лязгом, которого я не слышала. Освободившуюся руку я прижала к его груди, потому что хотела еще больше коснуться его даже через кожу его доспеха, почувствовать, как убыстряется биение его сердца в такт моему.