Это извинение потрясло меня, как удар. Грубое и прямое. Никакой тебе битвы чувств или эго.

– Я не хотел, чтобы ты меня таким видела, – продолжил он, – поэтому притворился, что такого меня не существует. А он существует. И я… не хочу, чтобы другие это видели. И не хотел, чтобы это видела ты.

«Я не животное», – бросил он мне вчера.

И вдруг мне показалось, что гнев в его вчерашнем голосе звучит очень похоже на стыд, который слышится сегодня.

Не люблю чувства. Эмоции переменчивы и лишены логики и не дают мне возможности ударить в них мечом. Но сейчас их было чересчур много, они просто кипели внутри моей стальной внешней оболочки.

Я ничего не сказала. Ночной огонь горел чуть ярче, вспыхивая беспорядочными языками.

– Нам надо что-то делать с твоими ранами, – сказала я.

Он не просто был ранен. Он голодал. Лечиться вампиры умеют исключительно быстро, но он не сможет вылечиться, если не получит крови.

Я покосилась на Райна. Его глаза смотрели куда-то вдаль. Я в темноте мало что могла увидеть, но его зоркие глаза, возможно, смотрели на тропинку, ведущую из пещеры наружу.

– Мне надо идти туда, обратно.

– Не дури, – фыркнула я.

Здоровым он мог бы продержаться на солнце час – может быть, дольше, если бы набежали облака, хотя было бы болезненно. А в этом состоянии? Никак.

– Тогда… Возможно, мне придется просить тебя поохотиться.

Он так произнес это, будто сами слова причиняли ему физическую боль.

– Эти животные отравлены. Ты видел, что они сделали с остальными.

– Тогда, наверное, лучше умереть здесь, – сказал он, – чем там и не в своем уме.

Установилась тишина. И в этой тишине я мысленно прокручивала в голове всю картину, пробегая по различным вариантам. Решение встало на свое место новой, неопровержимой истиной.

Я поднялась и отвернулась к стене пещеры. Расстегнула верхнюю пуговицу кожаных доспехов, потом вторую.

Я дошла почти до середины, когда Райн заметил, что я делаю.

– Нет. Вообще не может быть и речи.