Симон постарел. Ему было почти столько же, сколько Некулаю тогда, а с тех пор прошло два века. Однако он был вампиром, а не человеком, и о возрасте говорили лишь несколько седых прядей в волосах и холодность взгляда, ставшего отрешеннее. Он пережил тяжелые времена. Возможно, стал худощавее, чем был тогда, но угроза, исходившая от него, имела другую природу, не связанную с телосложением.

Его волосы стали длиннее и теперь ниспадали на плечи. Проседь мелькала и в каштановой бороде, такой же, как у Некулая. Похоже, для приезда сюда он специально заказал новый наряд. Он всегда хорошо одевался, как и Леона – высокая, худощавая женщина с волосами цвета воронова крыла. Она держала мужа под руку.

Даже сейчас, видя их в непосредственной близости от себя, я не мог отделаться от жуткого ощущения, вдруг сковавшего тело. Давно уже я не испытывал такого первозданного страха. Я немедленно подавил этот страх, но запоздал. Симон наверняка его почуял.

Я заталкивал страх все глубже, накрывая ненавистью. Я думал об Орайе, вспоминал ее охваченное яростью лицо и то, как она плевала в лицо опасностям, способным убить ее легким щелчком пальцев.

Я не мог врать себе и говорить, что полон непоколебимого мужества. Но я мог делать вид.

Лениво, хотя и любезно, я улыбнулся Симону и Леоне:

– Добро пожаловать. Давно не виделись. Рад, что вам наконец удалось совершить путешествие сюда.

Спиной я чувствовал сердитый взгляд Кайриса, не одобрявшего моей иронии. Плевать. Посмотрим, как Симон воспримет эту наживку, удержится или его прорвет.

– Для меня честь быть на этом торжестве, – сказал он.

Они оба поклонились так, как требовал придворный этикет.

Зал облегченно вздохнул.

Я холодно смотрел, как Симон распрямляет спину.

Хотелось надеяться, что он не слишком хорошо меня помнит. Возможно, так оно и было. Кем я был для него тогда? Одним из рабов. Неприметным живым орудием. В моем нынешнем положении (я мысленно еще раз напомнил себе, что стал королем ночерожденных) выгоднее всего было надеяться, что эти могущественные особы не помнили прошлое так отчетливо, как я. Не помнили меня на коленях.

Но мелочная часть моей личности надеялась, что Симон все хорошо помнил и думал об этом, кланяясь мне.

– Ваше величество, прошу простить, что тогда не сумел приехать в Сивринаж, – сказал он. – Старик увязает в старых привычках.

Некулай не прощал пренебрежительного отношения к своим приглашениям и не задумываясь убил бы Симона. Я мысленно ругал себя за то, что не могу последовать его примеру.

– Тебе очень повезло, что сегодня я благодушно настроен и склонен прощать, – холодно прорычал я.