— У меня сообщение для тебя и твоих приятелей во фрицлянде.

Комптон поднял взгляд.

— У них там нынче вроде как новый крест?

Комптон пытался понять.

— Вот так выглядит, верно? — сказал Солли, и в воздухе промелькнули его твердая рука и парикмахерская бритва и вырезали на лице Комптона солнечное колесо раньше, чем у того успели отреагировать руки.

Его и еще одного, не успевшего выбраться, выволокли наружу и пнули к старикам, сгребавшим свои фальшивые зубы, битые чашки, рваные открытки и прочие бесценные пожитки, потому что рынок закрывался, а пабы открывались.

Комптон упал между ними, кровь брызнула на чайную скатерть, которую иссушенный старикашка изящно складывал огрубевшими руками, дрожащими после шести часов безблагодарного стояния на морозе. С его красного обледеневшего носа болталась длинная сосулька соплей, словно маятник из мозговой жидкости. Старик отшатнулся, утер нос волосатой тыльной стороной ладони и пнул открытую рану на лице Комптона с такой силой, какую только позволяли хрупкие кости.

— Козел, — сплюнул он и бережно вернул свое сокровище.

Теперь Комптон уползал на четвереньках. Солли встал над ним и сунул в руку старика пару монет, на что тот подмигнул и споро растворился в тепле ближайшего паба.

О Комптоне больше никогда не слышали, а разъяренный Химмельструп так и не получил его последнюю депешу.

Ничего этого Гектор не знал, сидя в своем чердаке высоко над суетливой торговлей, что волновалась и процветала на улицах несколько часов назад. Он вернулся после глубокого сна без снов в ядре сумасшедшего дома. Там был Николас, неподвижный и улыбчивый, сидел в ногах кровати, когда Гектор проснулся. Сопроводил из странной безопасности своей комнаты по большой больнице, украшенной венками и гирляндами из разноцветной бумаги, какие пациенты с любовью вырезали несколько недель назад. По пути они миновали рождественскую елку, искрившуюся от новых и весьма сомнительных электрических свечей. Снег снаружи прекратился, слабое солнце настойчиво примешивало краску к проходящему дню. «Кромвель» прибыл к причалу в два. Николас и сын Моисея аккуратно помогли Гектору перебраться на борт.

— Твои первые два задания выполнены блестяще, — произнес Николас, пока старика, ухватившегося за поручень обеими руками, качало на палубе. Гектор совершенно забыл о ночи в бывшем саду Блейка. Он уже хотел что-то ответить — или так казалось, — но это осталось неведомым. Рот и голосовые связки ждали, когда смогут подхватить слова, но, пока катер выходил на густую воду, так ничего и не послышалось. Николас помахал вслед крошечной фигурке, уходящей к башне Святого Стефана и Вестминстерскому мосту, который умудрился удержать остатки низкого света, придавшие ему достаточно сияния, чтобы выдавить хотя бы шепоток от великолепного Лондона, описанного поэтом.