Ошметки радости, увлечения и печали сплетались в единый текст: в свиток истории, в ткань, уже имевшую вес и цвет, хоть сами они того и не знали. На том островке, средь бурьяна и экзотичной растительности, они становились едины. Сперва — в том месте, где кого-то не хватало, а позже — сливаясь своими глубинами.

Вновь пошли теплые дни, и они стали неразлучны. Изредка Гертруда отправлялась вниз узнать, что происходит, и попытаться продолжить расспросы. Но это было невозможно. Родичи оставались все в том же положении — отключенные и сгрудившиеся, как арктические овцебыки, сомкнувшие тела в защите от морозных ветров и волков. Поразительный акт отрицания, коли действительно непритворный. Гертруда сомневалась в их выдержке. Тоскливо представляла, как, стоит ей уйти, они расцепляются и продолжают свои обычные малопонятные обязанности. В ту же секунду, как в подвальной двери поворачивался ключ, они сбегались обратно в неподвижный кружок раньше, чем она ступала на последнюю ступеньку. Она изучала их вблизи в поисках признаков жизни под полированными бурыми корпусами. Ничего. Мысль об их вечном стазисе начинала ужасать — ползучий образ преступал даже границы их с Метой уникального мирка. После одиннадцати дней она была сыта по горло, решила сдаться и выкинуть их из головы. Снова спустилась и обратилась к раздражающей скульптурной группе.

— Ну хорошо, вы победили, я не расскажу о вас Мете.

Тут же они разошлись, вернули прежние позы, словно просто отмотали пленку.

— Хорошо. Тогда нам не придется уходить. Мы хотим оставаться поближе к тебе, — сказал Сет так, словно перед продолжением речи не брал паузу даже на то, чтобы перевести дыхание или задуматься.

— Иногда вы точно дети малые, — рассердилась Гертруда.

— Мы не испытывали это состояние, — сказала Лулува.

Гертруда выслушивала сарказм в пощелкивающем стрекоте речи, но поняла, что его там не существовало.

Через два дня без объявления явилась Сирена. К ее величайшему удивлению, дверь открыла Мета.

— Здравствуй, Мета, не ожидала тебя здесь найти. Как ты, дорогая моя, после всех этих ужасных происшествий?

— Очень хорошо, мадам, — отвечала Мета.

Сирена что-то уловила в куцем ответе и языке тела, что мигом ее заинтересовало.

— Гертруда дома?

— Да, мадам.

И снова что-то сквозило в том, как крошечная фигурка перекрывала дверь.

— Тогда мне можно войти?

— Конечно, мадам, — и она сдвинулась с места.

Гертруда слышала звонок и голос Сирены у дверей и поспешила встретить подругу в коридоре. Они обнялись, улыбнулись и рука об руку направились в студию, оставляя Мету придерживать дверь против света внешнего мира. Та никогда не ощущала ревности по-настоящему, так что эта горечь поднялась в ней незнакомо и непроизвольно. Она закрыла дверь и подошла ближе к тому, что говорилось.