Наконец, в отчаянии, я поймал ее в куадра, схватил за руку и заставил посмотреть на меня.

– Челия…

Она взглянула на мою кисть, словно на таракана.

– Отпусти меня, Давико.

Вот и все, что она произнесла, и эти слова были так холодны, что почудилось, будто я замерзаю в снегах Чьелофриго. Мои протесты умерли в горле. Челия смотрела не на меня, а сквозь меня. Моя рука разжалась. Я беспомощно смотрел, как Челия уходит.

Обернувшись, я увидел отца.

– Это сделал ты, – сказал я.

Он без сожаления пожал плечами:

– Злишься, как лишившийся игрушки ребенок. Пора тебе стать мужчиной.

– У меня есть имя. Я мужчина.

– Твоими действиями управляют эмоции. Это ребячество. – Он поднял руку, прерывая мои возражения. – Най, Давико. Я тебе сочувствую. Я знаю, каково это – быть молодым, испытывать этот голод. В первую очередь мы животные, и отрицать это – значит отрицать наше истинное я. А потому отправляйся на улицу стеклянных окон и купи себе девушку.

Я вспомнил свою единственную встречу с обученной девицей у сиа Аллецции, и это воспоминание мне не понравилось. Одна холодность взамен другой.

Отец прочел мое лицо.

– В таком случае поступай как пожелаешь. Найди утешение в том, что тебя радует. Позже мы поговорим, и я объясню.

Но мы не поговорили. Я не хотел другой женщины. Я хотел Челию. Мне не хватало ее смеха. Ее насмешек. Ее дружбы. Не хватало восторга от ее близости, когда ее рука касалась моей.

Из Мераи прибыли новости: люпари наконец уничтожили Чичека. Наши приготовления ускорились, когда парл сообщил, что прибудет через несколько дней, и это все-таки заставило Челию открыто высказать недовольство.

Дело было за холодным ужином – холодным не по температуре воздуха или блюд, но по царившей за столом атмосфере. Огоньки свечей мерцали в глазах Челии, когда она посмотрела через стол на меня. Ее гнев из-за моего мнимого предательства был более чем очевиден, и она заговорила, но обратилась не ко мне, а к моему отцу. При этом резала каплуна, отделяя мясо от косточек.

– Насколько я понимаю, парл дурак, – сказала она.

За столом воцарилась тишина.

– С чего ты взяла? – спросил отец.