– Пожалуйста!.. – прошептал я. – Умоляю, не надо.

– Он умоляет! – рассмеялась Аллессана. – Ты слышишь, как он умоляет?

– Еще и не так будет умолять! – крикнул Акба, схватив меня за ногу.

Я попытался отпихнуть его, но кандалы защелкнулись на лодыжке, и он дернул так, что я упал на спину. Акба прыгнул сверху и поймал мое запястье. Я замахнулся кулаком, но мой удар был слабым, слишком слабым для этого злобного хорька. Кандалы охватили запястье. Я боролся, задыхаясь, пытаясь сбросить его…

Раздался глухой удар. Акба вскрикнул. Еще удар. Акба заскреб руками, пытаясь подняться.

– Айутаме! Айутаме![74]

Я услышал вдох Аллессаны, потом влажный треск. Акба тяжело навалился на меня, обмякший, тихий.

Я попытался сбросить его, но он был словно каменный, а я был скован. Аллессана тяжело дышала.

– Грязный конец для грязного человека, – прошептала она, стаскивая его с меня.

– Помоги снять оковы.

Тишина.

– Аллессана?

– Прости, Давико. Сначала ты должен мне сказать. Сказать то, что я должна знать.

– Ты мне не доверяешь?

Она горько усмехнулась:

– А разве не так играют в эту игру?

Я медленно сел. Я слышал, что Аллессана держится в стороне, не рискуя приблизиться. Словно я опасный зверь. Я хотел рассердиться, но не смог. Отчасти я даже восхищался ею.

– Ты слишком многое видела во мне, – сказал я – и ощутил ужасную печаль в груди, потому что знал, чем заслужил ее недоверие.

– Я видела слишком многое во всех мужчинах, – ответила она.

– Думаю, ты отлично играешь в карталедже.