– Тебе нужно уходить, Елена, сейчас же! – старается перекричать шум она. – Только ты можешь пробраться мимо охраны.

Вэйвэй хватает Елену за руку. Если придется, она потащит ее к верхнему люку волоком, не допустит, чтобы ее погребли заживо вместе со всеми. От волнения у нее гудит под кожей, гудит в костях, как будто поезд ожил, как будто его сердце снова забилось.

– Вэйвэй, послушай, – говорит Елена.

В первый раз она назвала «дитя поезда» по имени. И «не совсем девушка» упирается, не желая трогаться с места.

– Нет времени…

– Слушай!

Вагон затихает от крика Елены. И Вэйвэй слышит.

Слышит голод топки, жаждущей угля и жара. Голод колес, мечтающих покрывать милю за милей.

Слышит, как поезд пробуждается.

В вагон входят картограф и Мария.

– Творится что-то странное. – Судзуки закатывает рукав и вытягивает руку.

Вэйвэй видит на ней знаки, похожие на татуировки, которые делают себе механики после каждого рейса. Но эти знаки выглядят иначе: тонкие линии, штрихи и символы, как на карте. Алексей тоже смотрит на них.

– Я чувствую тягу, – говорит Судзуки, и карта на его коже чуть-чуть меняется, словно сползает фокус фотокамеры. – А ты? – спрашивает он у Вэйвэй.

И она чувствует, еще как. Чувствует поезд и землю, землю и поезд, связанные между собой. Гудение в ее костях перерастает в рев.

– Он хочет ехать, – говорит Вэйвэй. – Хочет двигаться. – Она поворачивается к остальным. – И что нам мешает? Разве мы не сильнее их всех? – Она указывает на охранников и станцию «Бдение». – Мы гордимся нашим поездом, самым большим и мощным из когда-либо построенных. Что может остановить нас, если решим ехать?

– Нас могут остановить ворота, – говорит Алексей. – На полной скорости мы бы, возможно, прорвались, но сейчас это нереально.

Елена стучит пальцами по окну:

– А если ворота будут открыты?

Капитана находят именно там, где и предполагала Вэйвэй. В будке машиниста стены переливчатого зелено-голубого цвета пронизаны оранжевыми прожилками, в которых пульсируют волны жара. Сухие острые пальцы бледного лишайника окружают топку. Капитан сидит на скамейке кочегара, точно так же, как бывало тихими ночами в прежних рейсах, и смотрит на угли, словно ищет ответа в пламени. Но теперь угли холодны и безмолвны, а плечи капитана поникли под бременем неудач. Она даже не поднимает голову, когда входят Вэйвэй и ее спутники.