Еще в солнцелете Хайо обнаружила у себя одного из неиспользованных бумажных человечков, которых делала для Коусиро. Теперь она прижала его к губам, растрескавшимся от жара в театре, опечатала фигурку своей кровью, вдохнув в нее жизнь и свой дух.

Когда шикигами взмахнула рукавами, Хайо поставила ее на землю:

– Ищи.

Шикигами ускакала. Авано поджала губы:

– Бумага же размокнет под дождем.

– Кровь делает ее крепче, в ней ведь часть моей плоти и духа. – Хайо быстро огляделась. – А где Нацуами?

Авано принюхалась и указала на ворота:

– Вон эта тварь, на присутствии которой ты так настаиваешь.

– У «этой твари» есть вполне обычное имя, которое ты можешь узнать, когда он вернется, – холодно ответила Хайо.

– Ты хоть представляешь, каким его видит мой глаз? – Авано схватила Хайо за руку и остановила. – Сплошь зубы и голодная пустота, с головы до ног покрытая кровью, золотая пасть, которая поглотила бы сам свет, если бы могла. Тело, пересобранное и заново выстроенное на каркасе из проклятий. Лес боли. Тень, отбрасывающая саму себя.

Ее страх рос не на пустом месте, но Хайо было не до того. Она стряхнула руку Авано и направилась к Нацуами. Дождь утих. Нацуами таращился в створ ворот, прямо в заполненное дымом пространство храма. Одну руку он прижал к груди, словно ему было больно, а второй держался за опорный столб из шинвуда.

Хайо подошла поближе. Нацуами протянул руку через ворота, подвигал ею, потом опустил.

– По идее, это невозможно, – сказал он, с удивлением рассматривая руку. – Боги не могут проникать на территорию храмов других богов.

– Может, пожар повредил ворота?

– Раз ворота на месте, то и правила храма тоже. – Нацуами развел руками. – Что же это значит?

Хайо покачала головой:

– Спроси Токифуйю, когда проснется.

– Столько совпадений, счастливых случайностей… – Нацуами встал в самом центре ворот. Повсюду бродили полицейские, в упор их не замечая. – Даже я чувствую всю неизбежность происходящего. Так жутко. Надеюсь, тебе никогда не придется насылать ад на меня.