– Но хочешь их услышать, – отец улыбнулся. – Ты прав, я уделял твоему брату намного больше внимания, но лишь потому, что я понятия не имел, что мне делать с тобой. То, чему я мог тебя научить, тебе не подходило и только пугало. А я даже не знал, во что играют обычные мальчишки. Не думай, что Геру я любил больше. Просто… мне было с ним проще, понимаешь? Я не чувствовал неловкости, не боялся поступить неправильно. Но это меня не оправдывает, конечно. Поэтому я прошу у тебя прощения.

– Ты говоришь так, потому что я хочу это услышать. Верно? – спросил Василь. Ему стало отчего-то очень грустно. Нет, обиды у него действительно не было, точнее, была, но не на отца, а на то, что все так несправедливо, до боли неправильно сложилось. Всю жизнь он считал, что жизнь отца унесла война, в конце концов, детей, чьи родители не вернулись домой с фронта, было очень много. И смирился с этим. Может быть, потому, что считал: виновные в гибели его семьи понесли наказание. Теперь же, узнав, что убийца отца и матери спокойно умер в своей постели, окруженный уважением и почетом, он понял, что боль потери так и не прошла до конца, лишь утихла на время. И это он и хотел бы сказать отцу. Что любит его. Что где-то в глубине его души восьмилетний мальчишка все так же плачет по ночам и страшно скучает.

Отец не сводил с него взгляда. Потом негромко ответил:

– Конечно. Но я могу повторить все это, глядя в глаза Гере. И он подтвердит, что ни слова лжи здесь нет.

– Это зависит от того, чьи это эмоции, – усмехнулся Гера.

– Какая разница, чьи эмоции, память в любом случае моя, – парировал отец, – и там есть все: и любовь к Василю, и к тебе, и сожаления о том, чего мне так и не удалось сделать. – Он повернулся к Гере и посмотрел на него чуть насмешливо: – Не веришь? А между тем у меня было очень много времени для раздумий, пока я ждал Анонимуса. И если сохранить свои труды я ему поручить мог, то стать вам отцом – нет. Поэтому сам подумай, о чем я больше всего сожалел.

Василь почувствовал, как у него начало нестерпимо жечь глаза.

– Гера, – попросил он, хрипло из-за комка, застрявшего в горле, – не нужно… я верю. И ты тоже веришь, я знаю. У тебя просто характер… ужасный. Отец, у меня есть один вопрос.

– М-м? – тот обернулся.

– Наши с Герой имена. Почему они такие… странные? Нет, я понимаю, что ты – Аркадий Филиппович, это тоже греческое имя, но все же… Ладно еще Гермес, тут хоть какая-то логика прослеживается. Но Вазилис… Нет, мне нравится мое имя, в конце концов, я к нему привык, но все-таки почему?

– Да, – добавил Гера, – а еще заодно скажи, зачем ты сделал в нем ошибку, когда использовал его в качестве пароля.