– Ах, так вот как оно работает, – хмыкнул Джек. – Оно хоть того стоило? В медвежьих комедиях [22] участвовать.

– Ну, если переживу эту осень, то смогу уйти на пенсию уже весной и безбедно жить до конца своих дней.

– Не хочу тебя расстраивать, но ты ее не переживешь. Закон есть закон. – Джек сунул большой палец за уцелевшую подтяжку и, развернувшись на каблуках дерби, двинулся прочь, оставляя фонтан, алтарь, предателей и разруху позади. – Когда я казню Ламмаса, я приду казнить тебя.

– Хорошо, – кивнул Ральф ему вслед. В его прокуренном хриплом тембре звучало что‐то, что показалось Джеку облегчением. – Но сначала разберись с Ламмасом. Пусть у тебя получится.

Клематисы, как и кровь, теперь были всюду. Лужи с ними, извергнутые туристами и жителями, хлюпали у Джека под подошвами. Вся городская площадь напоминала красно-фиолетовое море. Похолодевший ветер трепал брошенные шатры, сломанные прилавки лежали на земле в окружении разбросанных амулетов, книг, тотемов и раздавленных тыкв. Даже самые жадные торговцы кинулись бежать, оставив вещи, когда поняли, что началось. Джек никогда не забудет, как люди метались и падали, давились кровавыми лепестками, что все лезли, лезли у них изнутри. Несколько умерло на месте – как правило, то были старики, но большинство просто мучительно кричало. Всех, у кого обнаружились симптомы клематисовой лихорадки, госпитализировали, но Джек сомневался, что даже местный ковен сможет им чем‐нибудь помочь. Утешало лишь то, что болезнь, похоже, была не заразной: пока Джек в пылу всеобщей истерики бросался от человека к человеку, он увидел, как один юноша поцеловал свою девушку, чтобы успокоить. Из ее губ к его губам прижимались цветочные лепестки, но спустя несколько часов, когда девушка все‐таки задохнулась у него на руках, юношу недуг так и не коснулся. Очевидно, причина была не в воздухе, а может быть, в еде… Хотя какая уже разница, когда лекарство в любом случае можно найти лишь у одного человека?

В тот момент у Джека что‐то кольнуло в груди, и он немного наклонился вперед. Барбара будто тоже почувствовала это, туго обвилась вокруг его лодыжки жгутом.

– А? Барбара? Нет-нет, я не проиграю так просто, обещаю, – успокоил он ее, жужжащую. Джек не любил врать, поэтому в любую ложь отчаянно заставлял верить и самого себя тоже, настолько, что она мало-помалу становилась правдой. – Ты хорошо позаботилась о той беременной женщине. Ее забрали, да? Умница, умница.

Барбара вернулась к нему со Старого кладбища, еще когда он стоял у фонтана, не в силах ни подойти к нему ближе, ни уйти прочь, парализованный тем, как, оказывается, больно не суметь выполнить обещание. Только Барбара, нежно к нему прильнувшая, заставила тогда Джека наконец‐то отпустить последнего прямого потомка Розы и перестать мысленно молить ее о прощении. Барбара же и прикатила к нему с кладбища потерянную тыкву – опять треснутую, но более-менее пригодную для носки. Джек подобрал ее – выпрашивать у Наташи новую, уже третью за месяц, было чревато – и двинулся домой. К тому моменту пострадавших людей на площади не осталось, автобусы с уцелевшими туристами разъехались, и Призрачный базар полностью опустел, действительно превратившись в безликое привидение той радости, что здесь царила.