Франц часто-часто закивал головой, но ноги уже несли его к машине. Причал, значит… Что ж, это могло оказаться правдой. Всяко лучше, чем ничего или бесполезные зацепки, что были у него раньше, которые заставляли его бесцельно петлять по городу, постоянно заводя в очередной тупик. Пора бы его поискам принести свои плоды, ведь в конечном счете оставалось меньше недели до Дня города. К этому моменту Франц потратил впустую целую неделю…

– И к твоему сведению, – он высунулся к ворчащему Симону из окна машины, уже держась одной рукой за руль, пока старый урчащий мотор «Чероки» разогревался, – у тебя с Лорой все равно нет ни единого шанса. Это она сожрет тебя живьем, а не ты ее. Считай, что Вероника спасла тебя, Симон.

– Я Саймон!

– Увидимся, Симон.

На прощание Франц громко посигналил и нечаянно сбил мусорный контейнер.

На причале он проторчал почти шесть часов до самого рассвета. Повезло, что Лора с вечера сидела дома, и ведьмин камешек в кармане Франца, который он периодически гладил пальцами, представляя, как на той стороне она держит свой, оставался матовым и черным. Франц разгуливал по окрестностям, водил по воздуху носом и иногда, доставая камень, перебрасывал его из одной руки в другую. Небо тем временем медленно менялось, будто черничный джем смешали сначала с молоком, а потом с лимонной цедрой. Франц прошелся по спящему рыбному рынку, где по выходным в обеденное время устраивали аукцион сазанов и готовили свежевыловленных карпов на открытом огне, а затем обогнул еще запертые близлежащие магазины и вернулся к парковке у жилых домов, где бросил «Чероки», предварительно попрятав оставшиеся колья под куртку. К пятому такому кругу Франц и почуял аромат жасминовых духов. Смешанный с железистым ароматом крови, который ветер принес следом, он непроизвольно вызывал желание бежать, бежать, бежать ему навстречу. Так Франц и поступил – побежал, что хватало сил, сбереженных тогда в баре только ради этого момента.

Кармиллу он увидел уже спустя несколько минут. Правда, со спины. Она брела вдоль реки, будто на воскресной прогулке, прикрывая голову ажурным белым зонтиком от солнца, которое еще не поднялось, но просачивалось сквозь лимонно-лиловый шов, соединяющий ночь и утро. Цокот ее туфель тревожил тишину на прилегающем к дороге пирсе, окруженном качающимися на воде паровыми катерами и лодками Харона – именно отсюда зачинался водной маршрут Самайнтауна, протягиваясь по всей Немой реке так же, как протягивалась узкая тропа из мелких алых капель по брусчатке следом за Кармиллой. Успей Франц подойти поближе, он наверняка бы увидел, как те летят с подола ее голубого платья при каждом шаге, сделанном по направлению к машине, вдруг притормозившей на обочине.