День города, однако, проходил так же, как и во все предыдущие года, а может, даже наряднее и пышнее. Ничего на городской площади, круглой, как монета, и разрезанной поперек рекой, больше не напоминало о кошмарах Призрачного базара: вместо шатров – скамьи и лавки, вместо амулетов и проклятых вещиц на них – съестные угощения. Традиционный хлебный пудинг, яблочная пастила, оладьи, кукуруза-гриль, сосиски в тесте… Узнать места, где прежде чавкали под сапогами лужи из цветов и крови или лежали мертвые тела, можно было лишь по грязным трещинам в асфальте меж брусчаткой, слишком темным для светло-синего камня. Целая очередь выстроилась к чану со смородиновым пуншем, такому большому и глубокому, что в нем можно было утопиться вчетвером. На поверхности вместе с палочками корицы и лавровыми листами плавали мятые засахаренные яблочки, и любой желающий мог наклониться, держа руки за спиной, и попробовать выловить их зубами. Нимфы-лампады с челюстями, как у гончих, справлялись с этим просто на ура! Некоторые из них, голубокожих, раздавали «Ихор» на пробу в рюмках из-за соседнего стола. Проезжая мимо, Лора впервые увидела воочию, как его готовят: одна из нимф надрезала вены вдоль и сливала кровь, как золото, в кастрюлю к водке, лакрице, морской соли и росянке. Едва первая капля успевала соединиться с дымящейся настоянной водой, как тут же приобретала такой же солнечный искристый цвет. Сладостью «Ихора» тянуло аж через всю площадь, и точно так же к ее источнику стягивались горожане.

Франц шел через площадь быстро, но Лора ехала еще шустрее – как всегда, впереди него, давя ругающимся прохожим ноги и рассекая толпу, как топор волну. Они вместе миновали круг из шестов с насаженными черепами животных, между которыми желающие протягивали и туго завязывали красные нити на долгую жизнь, а затем обошли невысокий помост, где ифриты – красные и горящие, как само пламя, джинны – жонглировали живым огнем, заставляли его танцевать и принимать различные формы. Всюду гремели полупустые дубовые бочки, откуда в железные кружки и бумажные стаканы разливали имбирный эль, и толпы ряженых, в глупых костюмах, с глупыми же лицами, скакали по всей площади, таская бесплатные угощения с общих городских столов, будто прошлое их ничему не научило. Впрочем, в этот раз никто для них не готовил – жители сами несли накрытые фольгой блюда из дома, ибо существовало негласное правило: в День города, чтобы есть, ты сначала должен накормить.

Каждый год Лора озиралась по сторонам так же, как в первый, и все не могла понять, на что этот праздник походит больше: на безумство или же семейное застолье. Незнакомцы в этот день становились знакомыми, обменивались сладостями, угощали чужих детей и друг друга; пели старинные песни на вымерших языках, разводили маленькие и большие костры, рассказывали о себе и об умерших, вспоминали, играли в «чертов предмет», когда нужно было сунуть руку в таинственный закрытый ящик и постараться высунуть ее невредимой. Лора слышала, как на противоположном конце площади, через реку – стороне Светлого района, – поет группа Душицы, в то время как на стороне Темного бренчал костяной оркестр. Надо признаться, гремящие костями скелеты даже с пустыми глазницами и без мяса на пальцах умудрялись безупречно играть на виолончели, скрипке и дуть в саксофон (правда, не понятно, чем и как).