– Нет больше духов пира, – прошептал он, сам в это не веря, как и в то, что снова управляет своей речью. Все по-прежнему алое вокруг, истертое и темное, но опять живое. Медленно возвращались мягкие, старые цвета, и взгляд треугольных прорезей, прежде лишь души замечающий, метнулся к высокому костру и шестерым телам за ними. Те оставались уродливыми, раздутыми… Мертвыми, какими им оставаться и было суждено. – Нет других спиц… Потому я теперь Колесо. Только я его теперь вращаю. А я не хочу вращать.
«И Великую Жатву продолжать не хочу!»
– Верно, Джек, верно, – сказала Титания мягко, прижавшись носом к его тыквенному лбу, заглянув в саму тьму внутри его головы. Там голубое пламя все еще мерцало, но перестало обжигать. – Успокойся, успокойся. Слушай нас, а не Жатву. Колесу больше не нужно крутиться. Мир изменился. Вот почему духов пира не стало. Вот почему однажды мои дети лишились еды, а я сбежала. Нет больше старых богов и новых нет. Есть только люди и то, во что они верят. Так ведь и появился Самайнтаун, помнишь? Здесь каждый сам выбирает, кем ему быть. Будь Джеком Самайном, а не Колесом. Довольно ему вращаться! Сломай последнюю спицу!
«Я Самайн».
– Мы с тобой, Джек, – прошептал Франц за его спиной. – Слушай нас, слушай…
– Жатва, Жатва, Жатва.
Это прозвучало совсем тихо, но стало немного легче. Франц все еще держал Джека за руки и ноги, а Титания – его тыквенную голову, обхватив ту двумя руками, чтобы он смотрел только на нее. Мысли смешались, вязовый лес –
– Жатва…
Тело, тем не менее, дернулось в сторону моста, а пальцы сжались, все же сдавили ладошку Лоры до хруста и ее жалобного писка. Франц напрягся, Тита тоже, и оба вновь налегли на Джека, готовые сдерживать очередной приступ, но Великая Жатва сама отхлынула. Испугалась, как и Джек, когда они оба услышали:
– Я же говорила, что это ты всех и все притягиваешь. Даже неприятности.
Франц резко слез с него, чтобы позволить повернуться, и Титания с Лорой, судорожно дующей на свою красную руку, тоже отпрянули. Им троим больше не было нужды сдерживать Джека, ибо