Истошно завизжав, бестия кинулась в сторону капитана, который нарушил приказ и перебрался на другую сторону. Тот немедля устремился назад, к ловушке, ловко перебирая старыми, но еще крепкими ногами.

За спиной перебегающего по уложенным поперек оврага бревнам сэра Рэя разразился рев. Бестия оттолкнулась. В ярости она распахнула пасть и бросилась на перепуганных гвардейцев. А затем ветки под ней надломились, и истошный звериный визг, потерявший всякую разумность, разлетелся над округой. В дико извивающегося на кольях демона полетели тяжелые валуны, стрелы и копья. А сэр Рэй уже бежал обратно к графу. Тот так и не поднялся, остался недвижим, молчалив в снегу, в реке пульсирующей и густой крови, которая толчками вырывалась из-под доспехов, ставших гробом раздавленному телу.

Выживший вурдалак стоял на границе с ельником и, дрожа, смотрел на все происходящее, не в силах покинуть место битвы. А вопли демона продолжались еще долго. Он жил и не переставал дергаться на кольях, даже с пронзенными насквозь головой и телом. Пока в конце концов не замолк… Истыканная туша уставилась на убийц пустым взглядом, и тут же один воин, боясь, что бестия воскреснет, вогнал в ее распахнутый желтый глаз стрелу.

А потом все гвардейцы как один забыли про нее и кинулись туда, где уже сидел дрожащий капитан гвардии. На окруживших его гвардейцев глядели пустые и мертвые глаза перевернутого на спину графа. Удар бревном такого размера, с той силой, что приложила к нему бестия, оказался поистине ужасен: тело изломало в середине, и лишь нагрудник, вогнутый и ломаный, не позволил внутренностям вывалиться наружу. Ноги и руки вывернуло в разные стороны. Нетронутой осталась лишь голова – удар пришелся сильно ниже, зато там, куда попало поваленное дерево, все размозжило до ошметков.

– О Ямес… – прошептал сэр Рэй, всматриваясь в красное от крови лицо, вокруг которого стремительно багровел снег. – Не уберегли!

Никто не шевелился. Неожиданно тихими стали все звуки вокруг, все истончилось и пропало, оставив стоящих в кругу солрагцев наедине с собственным ужасом. Все держали в руках шлемы и, обступив мертвеца, дрожали. Из груди сначала одного, потом уже второго, третьего и прочих вырвались рыдания. Вначале это были тихие всхлипы, а затем суровые мужи, понимая, что после такого удара уже никто не встанет, затряслись, сдавленно оплакивая своего господина. Холодный ветер трепал их длинные волосы, от темно-серых до рыжих оттенков, и остро колол мокрые от слез щеки.

Никто не знал, что будет дальше. Все жители Солрагского графства рождались при Филиппе фон де Тастемара и умирали при нем. Его имя, как и данное ему прозвище Белого Ворона, даже за пределами Солрага считалось символом справедливого правления, но для солрагцев имело лишь одно значение – отеческого покровительства.