Женщина резко проснулась. Ночное небо мерцало мириадами звезд, вокруг не было и следа сжигающего пламени, но удушающее чувство в сердце никуда не делось, заставив ее невольно нахмурить брови. Вновь один и тот же сон, вот только лицо того человека уже постепенно стиралось из ее памяти. Время текло беззвучно, незаметно растворяя людей.

Бай Гуй села и подняла спокойный взгляд на россыпь звезд. Сто лет, тысяча – она и сама не знала, сколько лет провела в одиночестве. Но, к счастью, в конце концов Бай Гуй смогла собрать сотню одержимостей до того, как все забудет.

Она вошла в наполненный ядовитыми испарениями горный лес, где за сухими деревьями и бурьяном пряталась ведущая вверх тропинка. Бай Гуй давно не ступала по ней и нашла дорогу не сразу.

Гора Лофушань вовсе не была высокой, и уже совсем скоро женщина достигла вершины.

Кроме нее, на горе не было никого – все из-за того, что Лофушань была бесплодной землей уже долгие годы. Однако Бай Гуй помнила, как раньше в этом месте бежали ручьи, повсюду росла трава и не увядали вечнозеленые деревья. Она прикрыла глаза, словно все еще чувствуя слабый аромат цветов из прошлого. Но стоило их открыть вновь, и Бай Гуй не нашла перед собой картин из памяти – все испепелил большой пожар.

Запрокинув голову, женщина посмотрела вверх: под пасмурным небом стояло огромное мертвое баньяновое дерево, его запутанные корни оплетали землю вокруг, а прямая линия ствола заканчивалась растянувшимися во все стороны иссохшими ветвями. Растение выглядело одиноко и уныло. Можно было только представить, каким тенистым было это место, когда баньян был еще жив.

Бай Гуй взобралась на один из громоздких корневых отростков и приблизилась к толстому стволу. Коснувшись его, она закрыла глаза, лицо ее приняло загадочное выражение.

Сегодня наконец-то могла исполниться ее многолетняя мечта, и женщина не знала, как выразить эмоции.

Постояв некоторое время в тишине, Бай Гуй вынула из рукава собравшую сто одержимостей кисть и тихонько вывела ей на сухом стволе слово «жизнь». Неожиданно невидимое слово засияло мягким светом, кисть в руке женщины треснула посередине и с щелчком превратилась в пыль, которую бесследно унесло прочь порывом горного ветра. В то же время оставленное ею слово медленно скрылось внутри ствола – казалось, оно наполнило мертвый баньян дыханием весны, и его сухие ветви неторопливо начали укрывать почки, а земля наполнилась жизнью. Густые ядовитые испарения, укрывавшие гору, рассеялись, точно смытые дождем, и из почвы пробились травы и цветы. Вся Лофушань будто вновь ожила.