У развилки, где сходились четыре улицы – восточного угла Камнерядья и северного угла Коптильни, – она приостановилась расплести змеиный клубок из кожи и серебра, льнувший под одеждой к голому телу. И только тогда оглянулась. Чего бы она ни надеялась либо страшилась увидеть – позади того не было. Алис почувствовала, как что-то развязалось в груди. Облегчение хлынуло в нее, так проникновенно и глубоко, что можно было перепутать с горем.

Она повернула на юг, а после на запад. Еще не встал полдень, и дорога через этот район нынче была ей неплохо знакома. Она попадет в Долгогорье, не успеет солнце присесть за огромный холм, на котором стоят Дворец и Старые Ворота.

Она доберется до дома.

45

45

На протяжении долгого утра и части полудня Китамар не будоражили иные известия, кроме сожжения Братства Дарис. Как утверждалось, поместье еще дымится, превратившись в развалины. Магистраты собирались затопить остатки зданий водой из канала, чтобы не раздуло ни один уголек и не возобновился пожар, причиной которого была неосторожность – горничная уронила свечу. Или лопнула печь, выплеснув из жерла огонь. А может, с расчищенного ветром, ясного неба ударила молния – очевидный знак того, что Братство разгневало какого-то бога.

В трактирах Камнерядья народ ставил пиво работникам из поместья. В утешение и в надежде развязать им язык. Старое поколение качало головами и хмыкало – осуждающе либо сочувственно. В Речном Порту полдюжины купеческих домов созывали чрезвычайные собрания с целью определить, насколько в результате этого бедствия сместится шаткий баланс покровительства и лояльности во властных кругах. В Притечье и Долгогорье люд рассудил, что пожар, спаливший на Зеленой Горке одну усадьбу, в Долгогорье сгубил бы сотни душ, а еще сотни оставил бы погорельцами, и никто с запада от реки не повел бы и ухом. Пускай богатые и могущественные тоже разок пострадают – втихомолку злорадствовали местные жители, продолжая тянуть повседневную лямку.

После полудня ветер спал – не прекратился, но основательно умерил злобу. И не успел закат обагрить солнце, как пожар, Братство и вся Зеленая Горка скопом были напрочь забыты. Из дворца выбегали гонцы, надрывными криками оглашая ужасную весть.

Бирн а Саль, князь и правитель города, умер.

46

46

– Что с ножом? – наклоняясь через стол, спросила Сэммиш.

– Булькнул в реку, – ответила Алис, солгав лишь отчасти. – Кто хочет его вернуть, пусть сперва превратится в рыбу.

– А с Андомакой?

– Ни слова, ни звука, ничего.

«Яма» сегодня работала – в том плане, что входная дверь не была заперта, а древнему одноглазому деду заплатили, чтобы он вместо хозяина сидел на раздаче пива, сидра и жаркого из общего котла. Однако за столами не было никого, кроме Алис и Сэммиш. Долгогорье, как все прочие округа, высыпав на улицу, выстроилось по обочинам перед похоронным шествием. Кто-то будет смотреть, как везут новопреставленного, и негромко, взволнованно обсуждать, дурное ли сие предзнаменование или доброе – навлечет ли столь скорая потеря князя несчастья или, наоборот, избавит от ужасного правления. Другие, включая большинство завсегдатаев «Ямы», проворачивали в толпе тычки либо готовили их к предстоящему празднику, завтрашнему коронованию княгини. При прочих раскладах Алис была б сейчас с ними.