Чем дольше он здесь находился, тем больше обесценивались его обещания. Он хотел вернуться в Пьер-э-Металь, чтобы помочь в поисках Флори, а вместо того прозябал в камере. Он снова облажался. Эта мысль довела его, и он предпринял еще одну попытку добиться разговора со следящим. Пусть предъявят обвинение, пусть вызовут горъюста Эверрайнов. Даже если тот не сможет вытащить его из-за решетки, то хотя бы выполнит поручение. К вечеру, когда ему принесли ужин, Рин дерзнул заговорить:

– Вы не можете просто держать меня здесь без объяснения причин!

– У всего есть причины, господин Эверрайн, – ответили ему. – Наберитесь терпения.

Шел третий день его заключения, и он уже был по горло сыт этим ожиданием. Он чувствовал себя тлеющей спичкой, что выгорает изнутри, но не может зажечь огонь.

На следующее утро еду принесли рано, когда Рин еще спал. Пустая тарелка незаметно сменилась полной. Казалось, пройдет еще немного времени, и о нем позабудет даже тюремщик. Однако в середине дня его снова навестили, и вовсе не тот, кого Рин ожидал здесь встретить.

После поворота ключа щелкнул замок. Решетка громыхнула, и в камеру вошел Арчибальд Эверрайн, который запрещал звать его «дядей Арчи». Как обычно, он являл собой образчик аристократизма: расправленные плечи, покрытые меховым воротником, длинное пальто, похожее на футляр для сигар, старомодная шляпа и трость – бесполезная вещь, исполняющая роль ювелирного аксессуара. Набалдашник из литого золота с камнями стоил целое состояние. С тем же успехом дядя мог носить с собой шкатулку, полную драгоценностей. Он только одевался как старик, а в остальном был современным, прогрессивно мыслящим человеком в расцвете лет. Бодрый, совершенно здоровый и пышущий силой, Арчибальд Эверрайн уверенно шагал по жизни и сам был опорой для других.

– Риндфейн! – Он приветственно распростер руки, и этим жестом измерил расстояние от стены до стены.

– Рад видеть тебя, дядя. – Впервые Рин говорил об этом без лукавства.

– Я бы предпочел увидеться при других обстоятельствах. Это сущий кошмар! И твой отец…

– Разочарован, – довершил за него Рин. Он всегда боялся разочаровать родителей, однако, когда это произошло, мир не рухнул.

Дядя кивнул и помрачнел лицом. Их разговор резко сменил направление.

– Когда я помогал тебе получить место речного инспектора, то и подумать не мог, во что ты ввязываешься. Ты подставил под удар всех Эверрайнов!

Дядя радел о семейных делах и всегда бросался на выручку. Пожалуй, ему нравилось чувствовать свое превосходство над ситуацией и людьми, которым он протягивал руку помощи. У него было акулье чутье на чужие проблемы. Когда до него дошли вести, что племянник разорвал помолвку и ушел с городской службы, Арчибальд приехал, дабы подставить ему надежное плечо и высказать личное мнение о том, что брак – это изжившая себя форма отношений, объединяющая дома, семьи и их капиталы, но не людей. Сам он был холост и, верный своим принципам, рьяно защищал их, если кто‑то из Эверрайнов пытался наставить его на путь истинный. «Я женат на семейном деле», – всякий раз отвечал он, отбиваясь от родственников. И в своем сочувствии племяннику больше переживал о его карьере, нежели о сердечных муках.