Прошло еще немного времени, прежде чем она снова заговорила, следуя своей дикой привычке не обращаться к нему напрямую, а бросать фразы в пустоту, точно собаке – кость. Если он голоден, то должен поймать.

– Странно, что мы спасаем здешние дома, бросив свои.

Ее слова неприятно задели его – словно острый ноготь содрал корку с раны, когда она только начала заживать.

– Я спасаю то, что еще можно спасти. На пепелище я еще успею вернуться.

– И когда это случится?

– Когда Лэрд поймет, что я не приму его условия.

– Ты всерьез думаешь, что он затеял все из-за того, что ты отказал его очаровашке-дочери?

– Он принял это за личное оскорбление.

– За обиды мстят, а не воюют, – возразила Илайн. – Власть, ресурсы, деньги – вот главные идолы богачей. За любовь и честь сражаются те, у кого ничего другого нет.

– А за что воюю я, по-твоему?

– Ты не воюешь, Ри. Ты прячешься.

Он почувствовал, как щеки защипало от прилива крови, точно ему влепили затрещину. Проклиная себя за то, что вообще заговорил с ней об этом, Риз рванул вперед – так быстро, насколько позволял груз за спиной.

Они брели в тишине до самых сумерек. Серый пейзаж потемнел, как намокший камень, и покрылся белой плесенью тумана. Впереди замаячил силуэт Пернатого дома, но и он постепенно растаял в сгустившейся дымке.

– Нужно поторопиться, пока видимость не ухудшилась, – обеспокоился Риз.

– Иди вперед, – пропыхтела Илайн, поправляя веревку на плече. Она явно устала, но не признавалась в этом, а предложения о помощи принимала за оскорбление.

– Нет уж. В одиночку в тумане еще опаснее.

– Да брось, – фыркнула она. – Мы живем в мире, где опасным может быть что угодно. Даже безобидные вещи. Вот моя соседка. Обожала сливы. Лазила на деревья, наверх, за самыми спелыми. И однажды, представь себе, ветка обломилась под ней. Упала, свихнула шею. Обычно так и случается, люди становятся жертвой того, что любят, потому что любовь усыпляет осторожность.

– По-твоему, всему виной любовь к сливам?

– Ты вообще меня слушаешь? – Она остановилась и одарила его строгим взглядом. – Все дело в страхе, о котором забываешь.

– А разве нельзя бояться и любить одно и то же?