– Он раньше был такой застенчивый.

– Ты бы его не узнала, он теперь ведет себя так, будто Масид лично его назначил главным.

– А разве нет?

– Может, и да. Некоторые его зовут Хамид Жестокий.

– И как нас всех угораздило? Тарик вот тоже…

Эмре невесело рассмеялся.

– Банда уличной шпаны готовится наводить свои порядки в городе.

Чеда едва поборола желание рассказать ему, что Исхак ее дед, а Масид – дядя, но как о таком расскажешь? Она привыкла, что Эмре – ее единственная семья, а теперь вдруг появилось множество людей, о которых она должна узнать больше. Раз они с Аль’афа Хадар хотят одного и того же, раз они связаны, она чувствовала себя ответственной за их жестокость.

– Мы больше не уличная шпана, Эмре. Те времена давно прошли.

Он рассмеялся еще громче, напугав женщин, несших на головах тюки хлопка.

– А кто же мы тогда? Подзаборные щенки, как есть.

– Знаю, звучит глупо, но иногда мне кажется, что Шарахай живой. И что мы избраны его защищать. Освободить его.

Эмре поднял брови так высоко, что стал походить на пьяниц, шляющихся по устью Хадды в ночь Бет Ревал.

– Если так, значит, придется тебе признать, что мои новые друзья ему необходимы.

Чеда прикусила язык. Ей совершенно не хотелось вступать в споры о Воинстве прямо посреди улицы.

– Что еще, Эмре?

– Для тебя – все. Я сделаю остальное.

Она не могла больше сопротивляться напряжению, росшему и росшему внутри нее: схватила Эмре за руку, развернула к себе, наплевав на то, что подумают прохожие.

– Ты не знаешь их так, как я, – прохрипела она. – Они узнают правду!

Эмре пожал плечами, будто смиряясь с судьбой.