Они не смогли. Стольким рисковали, бежали от преследователей через пустыню… И все было зря. На какой-то час разминулись с друзьями, которых поклялись спасти. А он ведь мог доставить их сюда быстрее, но сомневался, пока не стало слишком поздно!

Дауд знал, что должен быть раздавлен так же, как Анила, но в глубине души чувствовал облегчение.

Сойтись в бою с Хамзакииром… Да они бы погибли. Впрочем, может, его бы Хамзакиир не убил – Дауд решил, что, кажется, понравился ему, – но для Анилы это был бы конец. Прийти и просто ринуться на мага – эта затея сразу была обречена на провал. Хамзакиир убил бы Анилу, чтобы преподать ему урок.

Горе боролось с облегчением, вокруг раздавались крики, стук топоров… Они с Анилой уставились в огонь, друг на друга… и поняли все без слов. Анила протянула руку, Дауд вытащил нож. Если они не могут спасти друзей, с которыми учились, делили горе и радости, то людей, которые помогут отомстить за них, спасти еще возможно.

В этот раз Дауд забрал у нее больше крови, чем раньше, прижался губами к ране. Этот раз был совсем другим – может, потому, что он привык, потому, что страх отступил. А может, потому, что они с Анилой смогли наконец искренне разделить скорбь.

Тепло ее крови, ее души, глубинного естества, наполнили его. От такой близости с женщиной, которую он желал, от того, с какой готовностью она отдала свою жизненную силу, он почувствовал почти любовное возбуждение. Боги всемогущие, да он никогда еще не пил ничего вкуснее!

То, как он смог удержать на ладони пламя, дало уверенность, но и рядом не стояло с могуществом, которое Дауд ощутил, наслав ураган на «Пылающий песок». Однако и это были детские игрушки по сравнению с тем, что он переживал сейчас.

Неуязвимый. Настоящее божество.

Он обернулся к пламени. Не нужно рисовать никаких знаков. Достаточно лишь воли. И крови.

Он раскинул руки, принимая поцелуи огня, почувствовал, как языки пламени облизывают корабль, и заставил их кружиться волчком, как тогда, в костре. Дева-страж обернулась к нему и что-то прокричала, обеспокоенная. Другая Дева позвала его по имени… женщина, которую он знал когда-то в детстве. Как же ее звали… Он не мог вспомнить, потому что стал кем-то другим и был от них всех так далеко! В его мире остались лишь огонь и Анила. Он потянулся к пламени и повлек его за собой, как гончар – глину, велел лететь в небо, и пламя послушалось…

Но на его место пришел холод. Жуткий, невероятный холод – шире, чем небеса над пустыней, глубже самой темной ночи, голодный, невыносимо голодный. Он рвался изнутри, жаждая удовлетворения. Дауд попытался оттолкнуть его и одновременно оттянуть пламя, но стало только хуже: он был между огнем и льдом как между молотом и наковальней.