Она покосилась на Османа, но он как ни в чем не бывало смотрел на арену. Там, внизу, зрители вскакивали с мест, подбадривая двух бойцов, сцепившихся щитами и пытающихся достать друг друга. Вот они расцепились, и зрители разочарованно взвыли.
– Знаешь ли ты, как часто дворяне приходят в Ямы?
– Часто. Я их иногда видела.
– Тогда ты знаешь, что некоторые пристально наблюдают за бойцами. Не все такие таланты, как ты, но многие соображают. А что еще можно точно сказать о благородных господах?
– Они едят антилоп, пока мы давимся козлятиной, и цедят холодное вино, пока мы хлебаем из грязных колодцев.
Осман печально рассмеялся и обернулся к ней. Чеда смело взглянула ему в лицо, пытаясь успокоить глупых колибри, щекочущих внутри, но они, как назло, зашебуршали только сильнее: отчасти из-за лепестков, отчасти – из-за голодного блеска глаз Османа и его легкой улыбки, будто он сам готов был спрыгнуть на арену и вступить в бой.
– Слишком уж поэтично, но, в сущности, ты права. Благородные господа играют по другим правилам. – Чеда не поверила своим ушам. Для нее Осман и был господином, хоть и сражался когда-то в Ямах. – Они не просто пьют вино – они не желают, чтобы
Чеда сглотнула.
– А я здесь при чем? – спросила она спокойно. Слишком спокойно, пожалуй.
– Им известно действие адишары, Чедамин Айянеш'ала. Некоторым – особенно хорошо, и ты не различишь их в толпе, не узнаешь, кто присматривается к таким, как ты. Поверь мне, если уж я заметил, то они заметят и подавно.
Чеда сглотнула снова, надеясь, что он не поймет, как сильно она испугалась.
– Почему ты мне это говоришь?
– Потому что если ты хочешь снова драться в Ямах, то пообещай мне, что не будешь больше глотать никаких лепестков.
Она моргнула.
– Ты разрешишь мне драться?
– Разве не такой у вас с Джагой был уговор? Она вносит за тебя деньги, ты дерешься, чтобы ей заплатить.
Но как он узнал?
Толпа взревела. Чеда глянула вниз: один из бойцов только что свалился на землю, не выдержав сильнейшего удара.
– Я и не думала, что…