– Вот это все. – Он одним движением обвел всю меня целиком.

Я вскинула руки, разогнав волну по бесконечным складкам тончайшей ткани:

– Это нелепо!

Кадуан, напустив на себя крайне задумчивый вид, огладил подбородок – прикрыл рот, пряча прорвавшийся смешок.

– Нелепо? – нахмурился Ишка. – Так носят все благородные женщины-вишраи.

Я одним взглядом намекнула: «Да, Ишка, и это нелепо».

У него дернулся уголок губ, и только тогда я поняла, как он доволен, негодяй.

Бурча себе под нос, я оглядела свое одеяние. Моему взгляду ответили просторы голой кожи и текучие моря бирюзового шифона. Обернутая вокруг меня ткань держалась на золотых булавках с самоцветами – на плече, под мышками, на поясе.

Одевание заняло добрый час. Явно слишком много для наряда, так скупо защищавшего от стихий. Большая часть меня оставалась на виду – там просвечивала сквозь одежду, здесь вовсе забыли прикрыть. Ужасно хотелось свернуться в комок и укутаться как следует.

Я ткнула пальцем в свой голый живот – в черные чернила на боку. К крестам на другой стороне я старалась не привлекать внимания. И без того хватит с меня унижений.

– Мы ничего не забыли? Или надеемся убедить нираянцев, что вишраи вдруг увлеклись искусством татуировки?

– Это я прикрою, – без заминки отозвался Кадуан. И пояснил в ответ на озадаченные взгляд: – Магией.

Так обыденно. Будто это всякому ясно.

– Стало быть, магия. – Ишка хладнокровно повел бровью.

– Когда привыкнешь, нигде не жмет, – отметила Сиобан.

Конечно, она-то умудрялась выглядеть… ну, может, и глуповато, но хотя бы элегантно. Она была заметно ниже меня ростом и потому легче укрывалась под складками ткани. Я ей позавидовала.

– Могло быть лучше, – приставив палец к подбородку, рассуждал Ишка. – Наша знать предпочитает ткани понаряднее. Но нираянцы не заметят разницы.

– Чтобы кто-то принял их за чистокровных вишраи! – фыркнул Ашраи, чем заслужил новый гневный взгляд Ишки.

– Еще как поверят! Никто не усомнится в супруге высокородного вишраи.

Повисло молчание. Все смотрели теперь на него. Я предпочла не замечать, как многозначительно молчит Кадуан.