– Рад, что не я один так думаю.

Саммерин движением, одновременно изящным и хищным, подхватил со стола бутыль с вином, вскрыл ее, шепнув заклинание, и, налив бокал, осушил его одним глотком. После чего устремил на меня непроницаемый взгляд:

– Тебе, полагаю, хочется целую бутылку.

Он правильно полагал.

Саммерин уселся и налил себе еще бокал, после чего передал вино Тисаане. Она не садилась. И не стояла на месте – металась по комнате, как всегда делала в тревоге.

– Ну, похоже, я отстал от событий, – заговорил Саммерин. – Последнее, что я знаю: вам обоим полагалось резвиться среди цветочков. Отдыхать.

Последнее слово он произнес как жестокую шутку. И правильно.

Мы переглянулись с Тисааной. Случившееся за последние два дня не укладывалось в голове.

Тисаана склонилась к Саммерину:

– Мы тебе все расскажем, только обещай не считать нас сумасшедшими.

– О, этот корабль давно отчалил, – заметил Саммерин. – Но прошу, продолжай.

Я всегда испытывал странное чувство, излагая Саммерину невероятные известия. Он потому и стал таким отменным целителем, что в полной мере владел собой. На войне я не раз видел, как он склоняется над заходящимся криком умирающим бойцом, сохраняя полное, обнадеживающее самообладание. И только после, обращаясь ко мне, он сбрасывал маску: «Я с ума схожу от ужаса».

Казалось бы, после стольких лет дружбы мне следовало догадаться, когда в роли умирающего бойца оказался я сам. Саммерин так обходился со мной – лечил меня – чуть не десять лет, а я даже не понимал, чем он занят. Но теперь я, пожалуй, снова видел картину мира в полном цвете. Потому что, хотя Саммерин держал себя в руках не хуже обычного, я различал под его безмятежностью медленно закипающий страх.

Когда мы закончили рассказ, надолго повисло неловкое молчание. Несколько раз Саммерин открывал рот – и снова закрывал.

– Скажи что-нибудь, Саммерин, – попросил я. – Ты выглядишь совсем разбитым.

– Что тут скажешь? Это…

Он осекся, и я понял, что он действительно разбит – в том смысле, что мы только что разбили все его представления о разумности мира.

– Ты сам видишь, – сказала Тисаана, – мы не могли отдать титул ей.

Саммерин снова выпил.