Я склоняюсь над Нурой, вокруг нас ревет наша магия – свет и тьма, огонь и страх грозят размозжить друг друга. Она загородилась от меня клинком – но мой крепче. Она смотрит большими глазами, и за гневом, за смертельной решимостью я различаю страх. Она сбивает стойку.

На миг я вижу слабину. Один удар в горло – если не промедлить, я мог бы его нанести.

Но удар был бы смертельным.

Я промедлил. Нацелился не в горло – в плечо, задержал руку. Она успела ответить.

Нет.

Я в своем старом доме – после Сарлазая, после гибели семьи. Я тону, тону в горе, в гневе, в ярости. Нура рядом. Она стягивает с себя одежду. Ее тело обезображено шрамами ожогов. Она ползет ко мне, шепчет мне на ухо: «Это твоя работа».

Нет.

«Да. И ты решил, что способен править? Ты уничтожал все, к чему прикасался».

Шрамы Нуры под моими пальцами. Шрамы Тисааны.

Искореженные, залитые кровью очки Атраклиуса.

«Все, что любил».

Горящая бабочка. Лицо Тисааны – она машет мне, и двери Башен смыкаются за прощальным взмахом.

Нет.

Нет!

Я здесь, в Шраме. Сражаюсь за титул верховного коменданта. Сражаюсь за все.

Загустевший от магии воздух обжигал мне глаза, кожу. Щиты, выставленные Нурой против окружившего нас пламени, начинали слабеть – щеки ее покраснели, блестели от пота, волосинки на лбу скукожились от жара. Вздумай я вообразить себе конец света, мне бы представилось что-то в этом роде – когда даже знакомая неумолимая мощь земли уступает дикому, неудержимому разрушению.

Я сделал выпад, она уклонилась. Я зашел сбоку. Ударил – сбил ее с ног. Но и я плохо держался на ногах – она потянула меня за собой. И оказалась сверху, сжимая нож в одной руке, занося другую, на которой искрила магия. Клинок вылетел у меня из руки. Я мог бы притянуть его обратно одной магической нитью. Но не стал. И Нура не пустила в ход ножа. Сталь осталась далеко позади. Здесь оружие уже ничего не значило.

Передо мной разворачивались воспоминания. Магия Нуры рвала ткань моей памяти, а я отражал ее одной силой воли. Ее глаза ярко блестели.

Я еще держался.

Оба мы это понимали.