– Если ты только позволишь мне объяснить…
В комнату ввалились солдаты. С ними была и Харроу. Даже в полумраке он с легкостью мог различить ее гневный взгляд.
Он знал, что никакие объяснения их не убедят.
Харроу вышла на свет.
– Руна только и делала, что дурачила тебя, товарищ. Все ведьмы одинаковые. Стоило бы уже усвоить этот урок.
Глядя на Харроу, он будто смотрелся в зеркало. Им обоим причинили боль ведьмы, которых они любили, и эти раны отравляли их.
– Разве ты не устала всем этим заниматься? – спросил он. – Тебе не надоела вся эта ненависть? Да, Харроу, так проще. Гораздо сложнее не позволить своему сердцу окончательно зачерстветь, даже когда на то есть масса причин. Даже когда знаешь, что все против тебя.
Этому его научила Руна.
– Если слишком долго жить в темноте, однажды перестанешь различать свет, – продолжал он. – И станешь такой же, как те чудовища, которых ты ненавидишь.
Харроу скривилась и поспешно придала лицу безразличное выражение. Отстранилась.
– Ты – пропащий случай, товарищ.
Вот только Гидеон совершенно не чувствовал себя пропащим.
– Мы с тобой свободны, Харроу. И всегда такими были. Нас могут пытать, могут запереть, оставить гнить в камере, но наши души принадлежат только нам. Мы
Харроу помрачнела, а потом развернулась и вышла, как будто ни секундой дольше не могла оставаться в одном помещении с Гидеоном.
Когда стихли ее шаги, Лейла окинула Гидеона знающим взглядом.
– Ты ведь знаешь, где Руна, да?
Гидеон в ответ промолчал.
– Все еще можно переиграть. Скажи мне, где она, и мы сумеем ее остановить, пока Ной обо всем не узнал.