– Руна.
Она зажмурилась, услышав голос Гидеона. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такой – напуганной настолько, что дух не перевести.
Пришлось взять себя в руки и повернуться к нему.
Гидеон последовал за Руной в коридор и теперь стоял, облокотившись на стену – видимо, для опоры. В тусклом свете лицо его казалось совсем осунувшимся.
Она не могла его бросить, по крайней мере, в таком состоянии. По ее вине в Гидеона стреляли, так что она подождет. А потом поступит так, как будет безопаснее для них обоих, – исчезнет.
– Ты знаешь ведьм, которые могли бы по доброй воле отречься от Крессиды? – спросил он.
Именно об этом они с Серафиной говорили перед тем, как Руна сбежала из дворца. Сколько солдат Сорена останутся сражаться за Крессиду теперь, когда их принц мертв? Точно не все. Да и те, кто останется, будут рассчитывать на оплату, а не на обещания.
Без Сорена положение Крессиды было далеко не таким прочным, как всего несколько дней назад.
– Я могла бы призвать Серафину. – По крайней мере, ей наверняка интересно будет послушать предложение Гидеона. А вот остальным… – Сомневаюсь, что остальные согласятся рискнуть собой.
Если Гидеону хотелось отправиться на верную смерть и привести к тому же остальных, это его дело. Руна вмешиваться не собиралась.
– Лучше одна, чем ни одной.
В него что, стреляли отравленными пулями и теперь Гидеон утратил способность ясно мыслить?
Руна повернулась к нему, надеясь, что его еще удастся отговорить от безумной затеи.
– Гидеон. Мы с тобой оба знаем, что тут есть всего два пути. Один ведет к злобной королеве-ведьме, а второй – к авторитарному режиму. Алекс был прав: если хочешь обрести свободу, надо бежать и не оглядываться, других вариантов нет.