– Людям тоже бочки выкатят и угощение поставят, – заявил Ютер. – Семь дней гулять будем, так отец сказал, а он от сэна Мареля слышал.

Внизу суетились. Лошадей увели, и теперь слуги споро скатывали затоптанные ковры, то и дело падая на колени и выколупывая из щелей закатившиеся монетки. Молоденькие девушки забегали вперед, чтобы стряхнуть с ковров грязь и цветочные лепестки. Откуда-то сбоку уже волокли доски и устанавливали их на козлы. Двери в погреба были раскрыты, и там тоже суетились.

Я смотрела на арку входа, где сомкнулись темные, обитые бронзой створки. Я могла бы стоять за креслом Каланды и прислуживать, как уже делала не раз. Я могла бы…

– Держи свою кралю, Ю, а то во двор брякнется! – засмеялся писаренок. – Ишь, засмотрелась! Что ж новая наша королева тебя с собой не взяла, а, барышня?

– А надоела ей собачка. – Мальчик с псарни приставил руку к пояснице и завилял, изображая хвост.

– Пшла, пшла! – запищал писарь и замахнулся на него. – Пшла, блохастая! Не нужна ты мне. У меня теперь та-акой кобель!

Парни заржали. Я молча растолкала их и зашагала прочь.

Ничего. Я подожду. До первого новолуния. Или до второго. Не так долго.

– Леста, ну что ты? Обиделась на дураков? Не слушай их, дураки и есть.

Меня догнал Ютер.

– Ты тоже смеялся.

– Я не смеялся! Правда не смеялся! Я ведь понимаю…

– Малек, – сказала я. – Ничего ты не понимаешь.

– Леста! Хочешь я тебе сегодня ночью роз нарежу? Только для тебя. Слышишь? Только для тебя.

– Не хочу.

– А на фейерверк смотреть пойдешь? Я займу место на стене. Весь вечер буду дежурить. Самое лучшее место.

Я молчала. Ю попытался взять меня за руку, но я его оттолкнула.

– Будут танцы. – Голос его сделался совсем плаксивым. – Пойдем, а? Я тебе ленту подарю. Пойдем со мной.

– Танцы! – разозлилась я. – Смотри, чтоб с тебя штаны не свалились, кавалер!

Он свесил голову и отступил. Зеваки с галереи уже расходились, кто – накрывать во дворах столы, кто – спешно завершать дела. Целая неделя гульбы впереди, с налету не осилить. Нас толкали со всех сторон.