У меня оборвалось сердце. Вот оно, начинается.

– Ты должен был мне рассказать.

– Знаю. – У меня не было сил поднять глаза на нее. – Я собирался, но…

– Ты всю неделю ведешь себя странно. Из-за того, что ты узнал, да?

Конечно, она все заметила. На Шармане Лакс считывала эмоции каждого.

– Хотел рассказать вчера вечером, но ты была так счастлива. И одна мысль, что ты будешь на меня смотреть вот так, как сейчас…

– А как я на тебя смотрю?

– Как на сына людей, лишивших тебя матери. – К горлу подступил комок, но я все же нашел в себе силы повернуться к Лакс.

Она нахмурилась. Но не стала отрицать.

– Я думаю, тебе пора.

– Уйти с пляжа? – Я изумленно распахнул глаза. – Или уехать с Шармана?

Ответом мне было молчание.

– Лакс, посмотри на меня. – Я взял ее за подбородок и повернул к себе, не в силах скрыть отчаяние в голосе. – Прости, что так вышло. Надо было рассказать тебе сразу, как только я узнал, но… Мои родители причинили так много боли. Не только тебе, но и Милли, Колетт, Роджеру.

В последние дни Роджер и без того хлебнул горя. Пожар, беда в семье Маргарет… Не хватало только, чтобы еще и я обрушил на его голову свои открытия.

– Надо было рассказать мне. Мне! – Она ткнула пальцем мне в грудь. – Я же раскрыла тебе все свои секреты.

– Ты права. Нет мне прощения. Просто… Когда я пришел в Большой шатер, твои родственники приняли меня как своего. Поддразнивали, нагружали работой точно так же, как Роджера.

И тут меня будто обухом ударило. Я ведь и правда полюбил Ревеллей. Все лето они позволяли мне жить в иллюзиях, считать себя своим среди своих, и мне не хотелось разрушать этот выдуманный мир.

Я храбро, не отводя взгляд, смотрел в ее полные боли глаза.

– Знаешь, прозвучит эгоистично, но мне не хотелось отказываться от этого. Как только правда всплывет наружу, меня больше не будут считать бедным сироткой, лучшим другом Роджера. Я стану сыном людей, погубивших их близких, и они никогда этого не забудут. При каждом взгляде на меня они будут вспоминать об этом.

И она тоже.