– Еще как важно! – Колетт воинственно вскинула голову. – Если бы каждый, кто платит за общение с нами, предъявлял на нас какие-то права, мы бы стали пустыми оболочками без души и сердца.

Дверь распахнулась, впустив порыв ветра.

Лакс. Много ли она услышала?

Она вошла на негнущихся ногах, с губами, сжатыми от боли. Волосы все еще растрепаны, трико порвано, длинные ноги исполосованы все той же смертоносной сажей, какая засела в легких у Тристы. На лице играли едва заметные отблески свечей.

– А вот и ты! – Милли повисла у нее на шее.

В объятиях сестры с Лакс слетела горделивая маска, и стало ясно, что она вот-вот упадет от изнеможения. Ей пришлось очень многое пережить.

И она до сих пор держала Дьюи под контролем своих чар.

– Как Триста? – спросила Лакс, стараясь не встречаться со мной взглядом.

– Не дает нам расслабиться. – Даже обернувшись к сестре, Колетт ни на миг не выпустила руку Тристы. – А ты, кажется, того и гляди снова упадешь в обморок. Садись.

– Ничего, скоро отдохну.

– Где будешь ночевать? Если что, здесь в амбаре всегда тебе рады, правда, Джеймисон? – Милли с озорной улыбкой ткнула меня локтем в бок.

Лакс не видела, как я зарделся, она старалась не смотреть в мою сторону.

– Дядя Вольф пытается разместить как можно больше наших в сиротском приюте. А остальным Дьюи разрешил переночевать в зимнем театре.

– Какая щедрость, – ровным тоном произнесла Колетт. – Спать на полу.

– Уж лучше, чем на улице.

Колетт выгнула бровь:

– Неужели он и свою звездочку уложит спать туда? Что-то не верится.

– Вообще-то… Я останусь у него. – Лакс внимательно разглядывала трещинку в полу, а пепельно-бледные щеки заливались пунцовым румянцем.

Молчание. Даже ветер перестал свистеть сквозь щели амбара.

Разумеется, он придумал, как обернуть ситуацию в свою пользу и привязать ее к себе еще крепче. Так уж испокон веков было заведено на Шармане: Эффижены и Ревелли бедствовали, эдвардианцы наблюдали, Страттори стояли в стороне, а Хроносы процветали.