Когда тот поднялся сам, юноша вскочил так скоро, что скрипнул диван.
– Меня зовут Олке, – сказал пожилой, протягивая Строму руку, которую тот проигнорировал. – Полагаю, вы знаете, кто я и откуда.
– Наслышан, – ответил Стром, отворачиваясь, чтобы снять и повесить плащ на вешалку у двери. – Простите, что не предлагаю чай. Не имею привычки угощать тех, кто явился без приглашения.
– Я вас хорошо понимаю. Но нельзя сказать, чтобы у нас совсем не было приглашения… – Порывшись в кармане старого сюртука, Олке протянул Строму бумагу, которую тот внимательно изучил, а потом кивнул – коротко, порывисто.
– Что ж… Хорошо. Полагаю, вы не нашли того, что искали? По чьему бы… навету вы не явились, мне нечего скрывать. Так что, быть может, всё сложилось к лучшему.
– Да, очень может быть. – Олке кивнул, гася тёмный огонёк в глазах ресницами. Я заметила, что белки его глаз желтоваты и воспалены, а дышит он тяжело, как будто недавно поднимался по крутой лестнице.
Воздействие эликсиров или другая хворь? У препараторов одно от другого часто неотделимо.
– Я должен ещё раз извиниться за это вторжение. – Мальчик у него за спиной раскраснелся пуще прежнего. – Сами понимаете… При наличии подобных подозрений мы не можем предупреждать о прибытии заранее. Я очень рад, что подозрения оказались беспочвенными… Но мы были обязаны проверить.
Я заметила, что ни разу за время своего монолога Олке не обратился к моему ястребу как к «господину Строму». Взгляд его продолжал перебегать с него на меня, со входной двери на каминную полку… Как бы гладко не убеждал в обратном его мягкий, негромкий голос, он продолжал подозревать Строма.
Унельм. Проклятый, проклятый Унельм. И до чего я была глупа, когда поверила, что он и в самом деле хоть на что-то влияет.
– Что ж, здорово, что всё решилось. – Стром отбросил с лица растрепавшиеся волосы, открывая покалеченное ухо. – Я не задерживаю вас. Сейчас третий час ночи, и…
– Если вы не против, я хотел бы побеседовать с Иде Хальсон, – перебил его Олке, буравя меня взглядом. – Это ведь она, верно? Мы пытались найти её в Гнезде, но не сумели.
В тот вечер я впервые ощутила солидарность, соединяющую препараторов независимо от того, как они относились друг к другу, о которой столько говорил Стром. Многие знали, что я живу у Строма, но ни один не рассказал об этом Олке, которого его служба ставила ото всех особняком.
– Так что же, – повторил Олке вкрадчиво, – госпожа Иде Хальсон, родом из Ильмора… Это вы или нет?
– Это я. – Отпираться смысла не было.
– И, – теперь Олке снова смотрел на Строма, – что же, могу я поговорить с ней?