– Соэлли здесь ни при чем, Эрик, и мы оба это знаем. О, ваша рана куда глубже. Это хорошо. Я люблю раны. Сотрудничать с людьми с ранами – одно удовольствие, когда умеешь врачевать. А врачевать я умею. Я могу исцелить ваши раны, Эрик… Могу дать вам всё, чего вы хотите. Но вы должны перестать искать его.

– Если вы просите меня перестать искать – вы понятия не имеете ни обо мне, ни о моих ранах. – Судя по голосу, Стром вдруг улыбнулся. – И вы не правы на мой счёт. Мне не нужны ни месть, ни власть. Такому, как вы, это действительно трудно представить. Мы закончили.

– Продолжат страдать невинные, – певуче произнес незнакомец, будто говоря о чём-то очень приятном. – Преданные вам. Любящие вас. И всё – из-за заблуждения, огромного заблуждения всего одного человека… Многие делали на вас ставку, Эрик. Я в том числе, признаюсь, некоторые ваши ходы всегда меня… Восхищали. Что же теперь?

– Невинные всегда страдают из-за чужих заблуждений, Магнус. Вам ли не знать? Не вам рассуждать о невинных, стоя здесь в шелках…

– Вы тоже стоите здесь, Эрик. Да и одеты не хуже моего… Это что, авденалийское сукно? Нужно будет подать идею моему портному. Хотите уйти? Дело ваше. И всё же подумайте – а подумав, приходите ко мне. Эрик… Я всё ещё ставлю на вас – но ветер удачи может и перемениться.

Стром что-то ответил – но в этот момент подул ветер, и я не расслышала ни слова. Медлить не стоило – воспользовавшись тем, что ветви всё ещё шумят, я тихо ретировалась, надеясь, что Стром меня не слышал.

* * *

Больше я не видела его до самого конца вечера – зато танцевала много. Он был бы доволен мной, если бы видел.

Теперь, глядя на чужие наряды, я поняла, что платье моё могло быть и удачнее – и всё же, должно быть, дело делали тёмные волосы – я была здесь не единственной с такими, но они бросались в глаза – и моя юность. Желающих потанцевать хватало. Я всё время боялась, что вот-вот явится златовласый красивый юноша, и мне снова придётся что-то выдумывать, но больше он не показывался.

Зато я успела познакомиться с несколькими другими отпрысками знатных семей. Общаться с ними оказалось немногим труднее, чем с ильморской молодежью на пирушках – не самое излюбленное моё занятие, как у Унельма, но нельзя сказать, чтобы я была в нём сильно хуже прочих.

Когда Стром нашёл меня мои ноги гудели от танцев, а голова – от мыслей.

Даже танцуя, даже говоря с кем-то, я продолжала прокручивать в памяти то свой разговор с Биркером Химмельном, то разговор Строма – с таинственным Магнусом.

Стром, появившийся под конец праздника, выглядел замученным и недовольным, и мне очень захотелось спросить его, в чём дело, но я не решилась – вдруг он был недоволен как раз моим подслушиванием.