Хотя я и была создана из снега, палочек и крови, есть какое-то отличие, благодаря которому я могу поступать как непослушная дочь-фейри, в то время как палочники совершенно не способны делать выбор.
Но потом я вспоминаю паука, который охотился на служанку. Я не знаю, как это можно объяснить.
Слышу звук шагов, но слишком поздно – за угол уже заворачивают два стражника.
Оук кладет руки мне на плечи, прижимая спиной к стене.
– Подыграй мне, – шепчет он и касается губами моего рта.
Солдат, целующий одну из служанок. Бывший сокол, который от нечего делать ищет развлечений. Я понимаю замысел Оука: он хочет скрыть наши лица. Сделать так, чтобы на нас не обратили внимания.
Это вовсе не признание в чувствах. Но я все равно словно прирастаю ногами к полу, ощущая потрясающий жар его дыхания и мягкость губ.
Одной рукой он упирается о стену, вторую кладет мне на талию, а когда стражники приближаются, сжимает ее на рукояти моего ножа.
Я чувствую прилив радости, когда он вздрагивает, а затем проводит пальцами по моим волосам и обхватывает мое лицо ладонью. Скольжу губами по его челюсти и горлу, касаюсь его плеча кончиками зубов. Он напрягается и сильнее впивается пальцами в мою кожу, прижимая меня к своему телу. Когда я осторожно кусаю Оука, с его губ срывается стон.
– Эй, ты, – обращается к нему один из стражников, который оказывается троллем. – А ну быстро вернись на свой пост! Если госпожа узнает…
Когда Оук отстраняется от меня, я замечаю, как раскраснелись его губы. Его глаза, прикрытые золотистыми ресницами, кажутся совершенно черными. Вижу на его плече отметину от своих зубов. Оук резко оборачивается и вонзает нож в живот тролля. Тот бесшумно оседает на пол, а принц уже перерезает горло второму стражнику.
Горячая кровь брызжет в стороны. От упавших на лед капель поднимаются облачка пара. Пол покрывается созвездием щербин.
– Где-нибудь поблизости есть комната? – спрашивает Оук. Его голос почти не дрожит. – Чтобы спрятать тела.
Несколько мгновений непонимающе смотрю на него. Я потрясена поцелуем, тем, как быстро стражники нашли свою смерть. Я еще не успела привыкнуть к манере Оука убивать без колебаний, а потом выглядеть опечаленным из-за случившегося – словно он совершил недостойную придворного оплошность. Скажем, пролил редкое вино. Или надел брюки, которые не сочетаются с рубашкой.