Я не слышала ее крика, когда она появилась на свет, не видела ее первого вдоха и не держала ее на руках. Она родилась и сразу оказалась у тех, кто желал ей смерти.

А если она…

Из-за этой мысли я разрыдалась сильнее. Нет, этого просто не могло случиться. Что я за мать, если подвела своего ребенка, не смогла его защитить? А Брайен? Он ведь даже не знал о том, что произошло!

Теперь все ноющие, колющие ощущения стеклись к груди. Мне было сложно сдерживать эмоции, я давилась всхлипами, глотала собственные слезы. Вся кожа пульсировала, зудела и краснела, будто под ней ползали муравьи.

Я опустила босые ноги на холодный пол, а ладонью обхватила любезно оставленный для меня стакан с водой. Какая до одури невероятная забота! Судорожные всхлипы сходили на нет, и я пыталась успокоиться, выставив на первый план злость. Благодаря этому мне удалось услышать одинокие шаги за дверью.

Первым инстинктом было лечь обратно в постель и спрятаться под одеялом. Но агрессия раскалила меня до такой степени, что желания убегать от тварей, угрожающих ребенку, совершенно не возникло.

Я встала и на цыпочках последовала к выходу, одной рукой обнимая живот, а второй держа стакан, из которого выплескивалась вода. Спиной прислонилась к стене слева от двери и стала ждать.

Шаги остановились. Шторка, закрывающая окно в двери, поднялась, и в комнату пробился луч света. В освещенный участок попал кусок сброшенного одеяла. Видимо, это показалось странным, раз человек в коридоре решил навестить меня.

Он аккуратно, бесшумно открыл дверь и шагнул в палату. Спина, облаченная в белый халат, отливала теплым желтым цветом благодаря коридорному светильнику. Но для меня это было сродни красной тряпке.

Когда мужчина прошел в центр комнаты, я быстрым движением захлопнула за ним дверь и встала напротив единственного источника света для него. Уже пустой стакан в руке я сжала сильнее и замахнулась так, словно не чувствовала ломоты в теле. Только гремучую смесь того, что притупляло разум, но высвобождало новые возможности угнетенного организма.

Откуда во мне было столько силы и терпения, я не понимала. Не успел доктор испугаться, как я разбила об его голову стакан, и некоторые осколки впились в его кожу, как и в мою ладонь. Он упал на пол без сознания.

Адреналин лизнул каждую косточку и подействовал как обезболивающее. Безумие, смешанное со страхом, будто прошлось по шву новыми нитями, затянуло раны. Я вытерла руку о подол ночной сорочки, приложила к горящим щекам холодные ладони, чтобы унять жар, и медленно вышла в коридор, не издав ни звука. Не знала, куда идти, в какой стороне они держат мою дочь. Небольшие цифры на дверях палат подсказывали, что лучше идти по возрастающей, прямо в центр всего этого ада.