– Я была ребенком!

– А что я?

– Сказал, чтобы встала, и пообещал, что ответишь согласием, если спрошу, когда вырастем.

– И?

– Что?

– Ты так и не спросила.

Кора покосилась на него и фыркнула, беря в охапку еще с десяток книг и подтаскивая их к почти заполненному стеллажу.

– Знаешь, – начал вдруг Аконит, – это сложно. Сложно понимать, что я кто-то другой.

– Ты это ты. Просто когда-то ты был мальчиком Гилбертом, а я была девочкой, которую звали Бельчонком. Я росла, и ты рос. Мы менялись. Но ты это ты.

– Кто? Кирпич? 5897? Аконит? Гилберт?

– Как тебе хочется?

– Привык к Акониту…

– Что ты там мне говорил? Перефразирую. Я не спрашивала, к чему ты привык, любовь моя, я спросила, как тебе хочется.

Кора чувствовала, как сердце в груди участило ритм и как ладони вспотели от волнения. Откуда снова такая смелость? Она что, флиртует? И назвала его «любовь моя»?

На Аконита смотреть она боялась, пока он вдруг не спросил немного хрипло:

– И кто из нас несносен?

– Все еще ты, – незамедлительно бросила Кора, стараясь не показать смущения.

Она чувствовала, как Аконит встал позади нее. Он не делал буквально ничего, только еле слышно дышал, отравляя воздух ароматом сладковатого табака и металла. Никаких касаний. Но Кора все равно ощущала жар его кожи. Она закусила губу до боли, борясь с собой, с тем, как сладко сжалось что-то внутри, предвкушая…

– Не хочешь, – раздался внезапный шепот прямо у ее уха, – немного отдохнуть?

Медленно, очень медленно Кора повернулась, кончиком носа задевая его нос.