– Война просыпается, – продолжает Аурелия. – Я поняла это какое-то время назад. Поэтому, когда лорд Панлингтон пришел ко мне и попросил моей помощи, я дала ее ему, и с тех пор мы работаем вместе.
– Но почему присоединился ты? – спрашивает Дафна Байра. – Пошел против твоего отца и Киллиана?
Байр вздрагивает и смотрит в сторону.
– Я верил, что смогу убедить Киллиана, – признается он. – Я все еще думаю, что мог бы, если бы у меня было больше времени. Что касается моего отца… Я люблю его. Но можно любить кого-то и при этом с ним не соглашаться.
Дафна обдумывает это, откидываясь на подушки.
– Ты, должно быть, был в ужасе. Когда твой отец назвал тебя своим наследником.
Нахмурив брови, Аурелия переводит взгляд с Дафны на Байра.
– Я уверена, ты голодна, – говорит она Дафне. – Я согрею тебе супа.
Когда она выскальзывает из комнаты и закрывает за собой дверь, Байр глубоко вздыхает.
– Я хотел подождать, – признается он. – Как только унаследовал трон, я мог отказаться от него. Это был бы легкий конец, но лорд Панлингтон, моя мать – на самом деле все – не согласились. Так что, когда меня назвали наследником, ничего не изменилось. Я знал, что все равно никогда не надену эту корону. Единственное, что изменилось, – это ты.
На мгновение он делает паузу, и часть Дафны хочет, чтобы эта пауза длилась вечно, потому что она знает, к чему все идет. И пусть это именно то, чего хочет ее мать – и она сама, – им нельзя продолжать идти по этой дороге, потому что это повредит им обоим.
– Когда тебя отравили и ты приходила в себя, то кое-что сказала, – медленно говорит он.
Дафна кивает, сжимая губы в тонкую линию.
– Мои воспоминания немного размыты. Но я помню, что ты тоже кое-что говорил.
– Дафна, – мягко говорит он, но все же это предупреждение.
Она внезапно понимает, кто она на самом деле. Не девушка, не принцесса, не шпионка или предательница. Она – яд, сваренный, дистиллированный и ферментированный в течение шестнадцати лет, созданный ее матерью, чтобы нести разрушение всему, к кому она прикасается. В конце концов, яд – это женское оружие, и вот она, оружие женщины.
И Байр видит это, может быть, всегда видел, с той секунды, как помог ей выйти из той кареты на границе Фрива. Он назвал ее молнией, и это было до того, как она ударила ножом одного человека и выстрелила во второго, но, возможно, какая-то часть его всегда знала, на что она способна.
Она пытается вырвать свою руку из его руки, но, к ее неожиданности, он обхватывает своими ладонями ее лицо. А потом он целует ее, и она целует его в ответ.
Это не первый ее поцелуй. Когда ей с сестрами было пятнадцать, мать бросила им вызов, чтобы посмотреть, кто сможет в течение месяца поцеловать больше мальчиков при дворе. Беатрис, конечно, выиграла, поцеловав пятерых, а Софрония слишком нервничала, чтобы поцеловать хотя бы одного, но Дафна справилась неплохо: у нее было три. Их мать называла это практикой, подготовкой к неизбежному.