Эфилеанских беглецов можно было понять – запах живого человека никогда не сравнится с разливкой, которую продавали в кафе Кампуса. Пить слитую кровь с уже мертвого, вместо естественного приема из живой плоти, то же самое, что практиковать онанизм, вместо того чтобы заниматься любовью с настоящей женщиной. Разница в ощущениях аналогична.
Городских ночнорожденных можно было похвалить за маскировку. Они полностью копировали поведение людей, местную речи, стиль в одежде. Мой друг хорошо дрессировал эфилеанских беженцев на людской земле.
Стараясь не задерживаться, чтобы не привлекать внимания снующих в тени обращенных, я прибавил шаг и приблизился к библиотеке, где «работал» мой старый друг. К сожалению, у него оставался все такой же хороший аппетит, и он так и не научился работать в человеческих коллективах и не иссушать их.
Кажется, это была его мечта?
Главная улица города пестрила огнями и затмевала невзрачную старую библиотеку. Краснокирпичный фасад с трещинами и неизменной вывеской «Закрыто».
Поднявшись в читальный зал, не успел я появиться в поле зрения древнего, как раздался звук удара книги о стол, а после и его грубый басистый голос:
– Если ты сжалился и принес мне бутылочку разлива из Кампуса, я от нее не откажусь.
– Окружаешь себя людьми и просишь принести тебе разлив? Убогий ты извращенец.
Этот чистокровный – мой старый друг. Несомненно, я бы даже назвал его братом. Оливер.
Все те же коротко стриженные черные волосы, квадратная челюсть, густые брови, уличный стиль людей: кроссовки, широкие брюки и футболка. Оливер все так же оставлял небольшую щетину на лице, по его мнению, это придавало его и без того угрожающему виду больше мужественности. Мясистый здоровяк не изменился с нашей прошлой встречи, и я в какой-то степени был этому рад.
Мои шаги эхом раздавались по светлому помещению. На паркете длинного пустующего зала отражались всевозможные узоры от витражных окон. Оливер сидел за столом у стены, в самом центре, с каким-то комиксом – старая привычка читать фантастические истории с картинками, чтобы отвлечься от голода.
– Явился-таки! Как и прежде: тощий и недовольный, – с легкой ухмылкой заявил он.
– Джелийский у тебя все такой же ужасный, – подметил я, – грубый и неотесанный. Монсианским акцентом через слово разит. Вообще не практикуешь?
– Не придирайся, – выдал он и перешел на родной монсианский язык. – Выкладывай, зачем явился, информатор Кампуса? Кстати, ваше убежище разрослось до размеров целого города, но вы продолжаете называть его Кампусом. Странно. – Оливер приподнял густую бровь.