Как только он меня отпускает, я оглядываюсь, пытаясь понять, что происходит. Я в своей комнате, а надо мной вьются Райатт, Джадд, Оз и Ходжат. Последний раскладывает нюхательные соли.

– Чего вы все тут столпились надо мной, как будто я труп в гробу?

– Недалеко от истины, – замечает Джадд, показав кивком на мою грудь.

Я смотрю вниз и тут же морщусь. Я лежу без рубашки, и моя грудь представляет собой чертову катастрофу. Мое черное гнилое сердце просвечивает сквозь кожу, словно орган начал набухать, пытаясь вырваться из груди. Черные корни вокруг него удлинились, стали толще и тоже упираются в кожу, которая… шелушится. Я словно слишком долго пролежал на солнце. Только кожа не обгорела, а омертвела и осыпается пепельными хлопьями.

– Сир, вы позволите нанести целебную мазь? – спрашивает Ходжат.

Я смотрю на густое месиво, которое он уже набрал кончиками пальцев.

– Это одно из твоих зелий?

– Конечно.

Вот чего я боялся. Ходжат постоянно придумывает смеси, но от их составов выворачивает даже самого выносливого человека. Но обычно они и правда дают нужный результат.

– Только не говори мне, что в ней, – цежу я.

Покрытое шрамами лицо Ходжата кривится, одна щека приподнимается, когда он улыбается.

– Как пожелаете, сир.

Быстрыми, умелыми движениями он размазывает эту гадость по моей груди, что чертовски больно, но запах…

– О боги, Ходжат, какая мерзость.

Джадд хихикает.

Похоже, вонь дошла и до Райатта, потому что он делает шаг назад.

– Сомневаюсь, что местное лекарство поможет, – говорю я лекарю.

– Может, и нет, – соглашается он. – Но оно в любом случае успокоит раздраженную кожу.

– Раздраженную? – со скепсисом в голосе говорит Озрик. – Она не раздражена – она, черт возьми, разлагается. Выглядит хреново.

– Спасибо, Оз, – бормочу я.