– Открой, Царевна.

Мы оба знаем, что речь идет не только о поцелуе.

Я дрожу, потому что и так еле сдерживаю желание…

И невероятный ужас.

Мужчины, которым я открывалась, всегда давили на меня. Сжигали мое сердце дотла и оставляли меня соскребать остатки. Возможно, мое сердце и сделано изо льда, но лишь потому, что мне пришлось заморозить его, чтобы оно уцелело. Я стала такой же холодной, какой все меня видели, а холод меня защищал.

Ведь ожог не может причинить вреда, если ты уже оцепенела?

– Впусти меня, – шепчет он в третий раз. Он просит. Ждет. Не требует, а на самом деле просит его впустить и дать шанс.

Дать шанс нам.

Доммик впивается в меня взглядом, дожидаясь моего решения.

Возможно, я наступаю на те же грабли. Возможно, перед лицом грядущей битвы мои желания усилились, поскольку я знаю, что легко могу умереть. Или, быть может, дело просто в Доммике – в том, что он каким-то образом нашел способ меня растопить.

Какой бы ни была причина, я наклоняюсь вперед, прижимаюсь губами к его губам и… впускаю его.

Этот поцелуй – схватка жара и холода, похоти и страха, отчаянного желания и разрушительных сомнений.

Этот поцелуй – судьбоносный.

И он сейчас совершенно не к месту, ведь, возможно, уже не за горами наша смерть.

Нам вообще не стоило встречаться, но мы встретились. Я никогда не чувствовала такой связи ни с одним мужчиной и, когда мы сливаемся воедино, хочу, чтобы поцелуй никогда не прекращался. Не хочу, чтобы мы останавливались. Потому что Доммик бросил мне вызов стать лучше. Стать более достойной правительницей. Но еще он наполнил меня таким неистовым желанием, что я не хочу его подавлять.

Я хочу его распалить.

Самое прекрасное в этом поцелуе то, что мы не командуем друг другом. Нет ни состязания, ни борьбы. Это обоюдная ласка губами и языком, равный обмен, танец, в котором мы ведем и следуем друг за другом поочередно.

Доммик отстраняется, еще держа меня в объятиях, как и тени, которые всегда кружат вокруг его тела, словно желая обвиться. Я оторопело смотрю на него, а он – на меня, и это напряжение между нами как будто стихает.

– Вот, – говорит он, и в его тоне звучит что-то похожее на обещание. – Вот чего я буду с нетерпением ждать после битвы.

Я мрачно посмеиваюсь, все еще чувствуя на щеках его обжигающие ладони.