Если до сих пор я считала, что Рип сердится, те чувства были ничем по сравнению с тем гневом, что закипает в нем сейчас. Его можно прочувствовать, он сгущает воздух, как готовая разразиться буря.
–
– Нет, – отвечаю я, решительно качая головой. – Теперь все будет по-другому. Я теперь другая. И говорила всерьез.
Рип гадко и недоверчиво фыркает.
– Если ты думаешь, что теперь все изменится, тогда ты круглая дура.
Я стискиваю руки в кулаки.
– Я не дура.
– Он держит тебя при себе в качестве своего питомца. Пользуется тобой. Манипулирует. Извлекает выгоду из твоей так называемой извращенной любви к нему.
Рип сыплет в мою сторону обвинениями острыми, как кинжалы.
– Он меня оберегал.
– Оберегал, – рычит Рип, как волк, готовый поглотить меня целиком. – Всегда один и тот же чертов довод. Да, как великодушно было с его стороны держать тебя целыми днями в клетке и называть своей любимой шлюхой!
Я вздрагиваю от его слов, как от пощечины, щеки вспыхивают от гнева и обиды.
– Думай, как хочешь, но никто не делал для меня так много, как сделал Мидас, – говорю я и ненавижу, что горло сжимается от эмоций, ненавижу, что не могу быть такой же бесчувственной, как Рип.
– Я прозябала на улицах, голодала, меня оскорбляли, ненавидели. Думаешь, он пользуется мной? Это ничто в сравнении с тем, что я сносила от остальных.
Рип грозно замирает. От него исходит такая ярость, что у меня волосы встают дыбом.
– Что-то не так? – глумлюсь я. – Не нравится слушать, что такая же фейри, как ты, не завоевала уважение в мире? Какая жалость, что я не продалась королю Роту. Может, тогда это я бы командовала его войском, а ты бы сидел в клетке Мидаса, и люди глазели бы на тебя и издевались над твоими шипами.
Пресловутые шипы вытягиваются и сжимаются, будто представив его запертым в той клетке.
– Перестань себя успокаивать. Перестань довольствоваться положением питомца в клетке.
Я рычу: