– Я не позволю этому сброду указывать мне, что делать, – огрызаюсь я.

Джео тоже подходит и шепчет мне на ухо:

– Взгляните на них, моя царица. Вы потеряли народ. Они смотрят на вас так, словно хотят разорвать на части. Нам нужно уходить.

Я оглядываюсь по сторонам и осознаю истину его заявления, увидев, как люди надвигаются на нас, не обращая внимания на крики стражников и приказы отойти. Атмосфера переменилась в мгновение ока, словно они ждали повода. В воздухе витает угроза, грязные руки сжимаются в кулаки, холодные потрескавшиеся губы растягиваются в усмешках.

– Хорошо, – резко говорю я, согласившись отступить, хотя меня это раздражает.

Глупый, неблагодарный народ. Как они смеют пренебрегать своей истинной правительницей!

Я встаю со стула, стараясь не выдать волнения. Направляюсь обратно к карете вместе с Джео, но толпа тут же заходится криком, насмехается, шипит. Словно мое отступление подтвердило предполагаемые догадки.

Мы с Джео в окружении восьми стражников быстро идем к карете, и наложник сжимает мою руку, побуждая поторопиться. Сердце заходится в груди, когда люди начинают швырять вещи в стражников, в нас бросают мои же дары, и они бренчат о новые доспехи моих солдат.

Народ наступает на нас, и Джео поднимает руку над моей головой, защитив и убедившись, что в меня не прилетел ни один предмет. Я пригибаюсь и иду быстрыми шагами, мы спешим, а нас укрывают стены из стали и силы. Вскоре нас сажают в карету, и кучер срывается с места, как только закрывается дверь.

Крики стали громче, сотни недовольных изрыгают глухой рев. Я вздрагиваю, когда в карету начинают бросать вещи, какой-то прилетевший предмет чуть не разбивает окно.

Джео напряжен, резким движением он задергивает занавески, продолжая прикрывать меня рукой.

Я отпихиваю его; от того, как быстро изменилась ситуация, меня переполняет досада, осколком льда пронзает гнев.

– Вы в порядке? – спрашивает Джео.

Я резко смотрю на него.

– Конечно, нет! Все мои усилия потрачены впустую, – цежу я сквозь зубы. – Я битый час раздавала дары, а теперь эти неблагодарные крысы решили, что могут восстать против меня?

Карета катится вперед, отдаляясь от разъяренной толпы, а голова идет кругом от мыслей.

Я хотела, чтобы они противостояли ему. Не мне.

Я просчиталась, и это злит меня сильнее всего.

Отец всегда говорил, что люди всего лишь незажженный фитиль, готовый разгореться ярким пламенем. Я должна была заставить их держать для меня свечу, а не сжигать меня ею.

– Черт знает что, – возмущаюсь я. – Хочу, чтобы ту женщину наказали.