Отца Люк ненавидел.

Поэтому, когда граф Джон Кембритч вошел в кабинет, Люк нагло дымил уже третьей сигаретой, зная, что сигаретный дым тот не переносит. На столе стояла бутылка коньяка, уже ополовиненная, закуска, неряшливо сваливающаяся с тарелки. И вообще бардак был такой, будто тут сутки гуляла рота солдат. Надо потом извиниться перед экономкой, кстати.

Да и сам Люк вполне вписывался в концепцию кабинета богатого бездельника – небритый, исхудавший после болезни, со стойким запахом алкоголя (пришлось прополоскать рот коньяком) и вселенской скукой во взгляде.

– Оу, папа, – он приподнялся поприветствовать почтенного родителя, но покачнулся и свалился обратно в кресло. – А что, уже вечер?

Лорд Кембритч-старший брезгливо сощурился, подошел к окну, распахнул его и затем только повернулся к сыну.

– Я же сказал, что ты должен быть трезвым! – зазвенел он хорошо поставленным голосом публичного политика. – Дело, которое я собираюсь с тобой обсудить, требует ясного ума!

– Я трезв как стеклышко, – с предельной честностью сознался Люк и, глупо улыбнувшись, отсалютовал отцу стаканом. – Говори, я весь во внимании.

Лорд-старший скрипнул зубами, но, видимо, дело и правда было архиважным, потому что он не ушел, хлопнув дверью, а с достоинством уселся в кресло с мягкой витой спинкой, стоявшее перед столом Люка.

– Сын, – торжественно начал папаша, – в нашей жизни рано или поздно приходит время, когда мы должны принимать важные решения, способные изменить все. Менее сильные люди могут побояться ответственности, но ты – Кембритч, а значит, понимаешь, что такое долг, смелость и достоинство.

«Эк папенька соловьем разливается, – с нехорошим предчувствием подумал Люк, – и угораздило же дать обещание принять его предложение…»

– И ты должен понимать, какая ответственность на тебе лежит. Ты старший сын, наследник Кембритчей. В тебе течет кровь, по древности не уступающая монаршей, и ты должен быть достоин своих предков, преумножая наше семейное благосостояние и повышая статус.

Нехорошее предчувствие превратилось в аварийный ор чувства самосохранения, и Кембритч-младший уже совершенно искренне отхлебнул из бокала. Он очень надеялся, что вся эта словесная прелюдия предназначена только для того, чтобы затащить его в парламент.

А граф продолжал разглагольствовать:

– К сожалению, я не смог улучшить нашу кровь, женившись на твоей матери.

«Зато ты получил ее деньги и связи, старый козел».

– Но у тебя есть уникальная возможность вписать Кембритчей в элиту страны навсегда, – с пафосом заявил старший Кембритч. – Тогда все забудут про твой образ жизни и, – лорд высокомерно оглядел сына, – моральный облик, а твоя семья получит не только почет и уважение, но и огромный политический вес.