— Давайте спрячемся здесь! — услышала я снаружи.
Кто-то постучал по двери, затем другой голос сказал:
— Здесь давно никто не живёт. Это было поместье старосты, до того как его выгнали за воровство.
Так вот почему дом был таким большим! Староста когда-то отстроил себе целое поместье, хоть и не сравнимое с домами аристократов.
Скрывшись за кучей ящиков, я наблюдала, как в комнату через коридор вошли четверо. Двое явно были супругами: женщина поддерживала раненого мужчину, хромающего и с глубоким ранением на боку. Дверь для них открыла пожилая женщина, а следом шёл заплаканный мальчик лет четырёх.
Это была семья. Мужчина, судя по всему, пытался дать отпор северянам, готовым вырезать всех на своём пути ради приказа наследника. Ранение на его боку глубокое и грязное — возможно заражение. Но им было не до этого.
Усадив раненого на пол, женщина и ребёнок начали баррикадировать дверь, не понимая, что в этот зал вели ещё множество проходов.
— Мама, папа теперь умрёт?! — закончив, заплакал мальчишка, кулачками вытирая лицо. Его маленькие губы дрожали, не справляясь с рыданиями, а лицо исказилось от душевной боли и страха.
— Всё будет хорошо, Ноа. Папа просто устал. Папа сильный, он со всем справится, — утешала его молодая женщина, пока пожилая дама сидела рядом с раненым мужчиной. Они были чем-то похожи. Сын и мать?
Топот многочисленных ног отвлёк меня. Со стороны, откуда пришла семья, двигалась большая группа людей. Судя по смеху и незнакомым переговорам, это были северяне. Чем ближе они приближались, тем сильнее разгорался браслет.
Поняв, что дверь закрыта, северяне с другой стороны попытались пару раз толкнуть её плечом, но вскоре сдались. Дом был старым, возможно, некоторые двери действительно давно заклинило, а комнаты оказались завалены хламом.
— Слава богине, — прошептала женщина. — Они ушли. Тише, тише, Ноа, перестань плакать. Иди к папе и бабушке Луаре.
Пожилая дама раскрыла объятия, и мальчик бросился к ней, храбро сдерживая слёзы. Молодая женщина беспокойно осматривала мужа, пытаясь оценить его состояние. На её уставшем худом лице читалось принятие — она не верила, что он переживёт эту ночь.
Но меня беспокоило не это.
Браслет не переставал жечь, несмотря на то что северяне ушли, и их шаги и голоса постепенно стихли. Более того, жжение усиливалось с каждым мгновением. Я уже готова была крикнуть семье, чтобы они бежали, когда через другой вход в зал вошёл гигант.
Он шагал неспешно, уверенно. Сапоги с меховой подбивкой громко ступали по скрипучему деревянному полу, длинные каштановые волосы колыхались, острый меч блестел в лунном свете.