Девушка прижалась к двери, вслушиваясь в ответ того, с кем говорил Брорик.
— Мы и не собираемся предавать его. Какая нам разница, кто будет рядом с ним? Большинство в Айзенвейле верит, что именно леди Бриджид — наследница Сольвейг. Да и в управлении она понимает куда больше других, — отвечал Брорику ярл Тиро, повидавший многое за свою долгую жизнь.
Клан ярла Тиро влачил жалкое существование на бесплодных землях, вдали от торговых путей, и сам он слыл человеком, что никогда не берёт на себя лишнего риска.
— Но и с этой его новой девкой мы, возможно, уживёмся. Говорят, она — воин. Высокая, как когда-то была Сольвейг… — Брорику, похоже, не давала покоя новая любовница Райлена, и Бриджид не сдержала сердитого вздоха.
— Тогда и о всех наших привилегиях придётся забыть. И если вам, Брорик, это подходит, то для клана Граата это смертельный приговор. Мои люди устали жить в нищете. Мы хотим тех же условий, в которых живёте вы. А ярл Ярвен пообещал их нам…
Бриджид сбежала, прежде чем дверь успела открыться — она должна была срочно рассказать отцу обо всём, что услышала. Не все, кто приходит в Синюю Крепость, преданы ему настолько, как ему бы хотелось.
Едва избежав столкновения в коридоре с незнакомцем с юга, что совсем недавно появился в их доме, она бросилась к отцу. Но до разговора дело не дошло. Отец обсуждал что-то с целителем — лучшим из клана Скайхельм, которого пригласили несколько дней назад. И Бриджид вновь замерла у двери, не решаясь войти и прервать его.
Почему она так всего боится? Особенно собственного отца?
— Какой прогноз? — голос отца звучал спокойно, почти равнодушно.
— Он может пойти на поправку, если за ним ухаживать. Он всё ещё без сознания, но, думаю, самое страшное уже позади. Продолжайте остужать его и обрабатывайте раны, как я учил. Его подруга готова сидеть с ним день и ночь.
— Нет... — неожиданно голос отца изменился. Он стал низким, роковым, словно несущим приговор. — Он опасен. Его слова, знание — это смерть для нас всех. И для вас тоже. Так что не дрожите так.
— Что вы имеете в виду? — голос целителя был встревожен, но не настолько, чтобы ослушаться.
В его верности сомневаться не приходилось.