Я должна была удерживать пламя на уровне, с которым не справлялись встроенные распылители. И убивать. Убивать всех, кого видела. Не думать о том, кто когда-то мог быть добрее остальных.

Комната за комнатой — я помню только, как меня трясло от холода и истощения, пока я шла через комплекс. В глазах давно плыло, но я знала: стоит потерять сознание — и дороги назад уже не будет.

Я бы умерла там, как умерли три клона до меня.

Доктор Ларссон быстро дал мне понять что большая часть персонала не считает меня человеком, не видит смысла жалеть меня. Им всё равно, страшно ли мне, больно ли, одинока ли я.

Меня создали для того, чтобы выжила настоящая Дэйнелла. Чтобы выжили другие гибридные дети, многие из которых до сих пор оставались в заморозке. А значит, со мной можно было делать всё то, чего не позволили бы по отношению к «настоящим» людям.

Доктор Ларссон рассказал мне об этом в тот самый день, когда погиб его ребёнок — в годовщину, так кактсам этот день произошёл много сотен лет назад. Учёного держали в криосне как последнюю надежду колонии и разбудили лишь тогда, когда стало ясно, что эмбрионы гибридов — сотни эмбрионов — начали стремительно мутировать.

Других специалистов его уровня в этой колонии больше не оставалось, и только Ларссон обладал необходимыми знаниями в области генной модификации и клонирования. Он говорил, что осознание того, что вся его семья давно мертва, едва не убило его.

— Ты видела тела других своих клонов? — тихо спросил Райлен.

— Нет. Я знаю только, что самая первая не прожила и двух лет — они перемудрили с модификациями. После этого старались оставлять клонов настолько близкими к обычным людям, насколько это было возможно. Но я была первой, у кого пробудилась магия и кто дожил до такого возраста.

— Та, которую я видел… она была подростком. Выглядела в точности как ты в четырнадцать, может, немного старше, — в голосе Рея звучала боль, но он отвернулся, не позволив мне увидеть его лицо. — Скажи, почему ты считаешь, что мы бесплодны?

Я хмыкнула, пытаясь разрядить нависшую трагичную атмосферу.

Наверное, для Райлена многие из этих откровений были пугающими и трудными для осмысления, но я не хотела, чтобы он чувствовал, будто на этом всё заканчивается. Жизнь продолжалась, даже если мы и не могли считаться полноценными людьми.

— Думаю, ты и сам имел более чем достаточно возможностей это протестировать, — пошутила я.

Райлен недовольно, почти забавно, сморщился.

— Твоя репутация уже давно распространилась за пределы Блекхейвена. Женщины Айзенвейла гадают, сколько продержится твой интерес к очередной любовнице, — я развела руками, не желая упрекать его. Почти любой мужчина гордился бы подобным, разве нет?