- Значит, ты не кошка, - засмеялся Джим, - а человек.

- А ведь ты тоже, - прищурилась Анна.

- Спасибо, - улыбнулся Джим. – Я бы еще хотел многое обсудить с тобой.

- В другой раз, - сказала Анна и поднялась. – Выходи. Быстро. Инструменты оставь.

Страшный человек в дальнем углу медленно поднимался из-за стола. И одновременно с ним поднимался и Анубис. Джим подхватил пиво, сумку с муншайном, кивнул Анне и пошел к выходу. В коридоре его остановила Рандгрид. Она вышла из дамской комнаты и повисла на плече у Джима, дыхнув на него перегаром, после чего со словами – «Кто ты, мой хороший?» - облапала его лицо, словно хотела сдернуть визуары с глаз.

- Я плотник! – постарался сделать испуганным голос Джим и, кажется, успел прикрыть ладонью щетку пробивающихся усов.

- Пошел вон, плотник, - плюнула ему на грудь девица.

- Уже иду, - ответил он и вышел из трактира под звездное небо.

Броневик Бишопа урчал в проходе между трактиром и лекарской башней.

- Сюда, - прошипел механик. – Твои вещи уже здесь. И одежда тоже. И сапоги, мать твою. Быстро!

***

На следующее утро Джим проснулся в доме Малина. Точнее, проснулся ближе к обеду, после того, как просидел с Малином и Элфриком чуть ли не до середины ночи. Бишоп уехал почти сразу, сказав, что засядет у друзей в Пригороде, а в Форт вернется, как только получит свидетельства, что там все улеглось.

- Что там может улечься? – не мог его понять Малин. – Там же Джерард главный!

- А здесь кто главный? – спросил его Бишоп. – Ларри Берд? И что он будет делать, если в поселок войдет кто-то вроде того же Епифания? Или еще и того хуже? А? В нашем деле главное – выждать. К тому же я пулемет еще на свою машинку не поставил.

- Не поможет тут пулемет, - пробормотал Элфрик.

- Ну, это зависит, куда стрелять, - вздохнул Бишоп. – Если в себя, то средство верное.

- Чем же оно верное? - обозлился Малин.

- Не промахнешься, - объяснил Бишоп. – Но лучше выждать.

- У тебя отличный броневик, - сказал ему Джим, и, похоже, сделал Бишопа счастливым, потому что мастер уехал с широкой улыбкой и не принял никаких других благодарностей, еще и кулаком погрозил, когда Джим потянулся к карману, а потом все трое – и Джим, и Малин, и Элфрик сидели на крохотной кухне в избе Малина и сначала пили муншайн, а потом уже что-то еще более крепкое, настоянное, как сказал Малин, на можжевеловых почках и гномьих сапогах.

- Значит, уезжаешь от нас, - в десятый или двадцатый раз начинал одну и ту же песню Элфрик, поднимая запотевшую стопочку и целясь вилкой в маринованный масленок в эмалированной миске. – В рай захотелось?