- Как ты это себе представляешь? – не понял Джим.

- Да просто, - махнул рукой Малин. – Закинь сначала Элфрика, а он уже сбросит что-нибудь, тот же халат, чтобы я ухватился. Ты не представляешь, какая у этого гоблина цепкость. Мы бы сбежали давно, да этот Родик, сволочь, глаз с нас не спускал. Уже и на крышу выбрались, но все одно не ушли. Поймали нас, связали, попинали. Второй раз уже, первый еще при поимке. Думаю, пару ребер гоблину сломали, у меня-то кости покрепче. Зато я зубов не досчитался. Плеваться, конечно, еще удобнее стало, вот только радости никакой. Теперь, фортовского эльфа точно не миновать. Зубы он мне, думаю, вернет, но обдерет ведь скотина, без штанов оставит!

- Ты думаешь, что мы вернемся в Форт? – спросил Джим. – Давай не загадывать так далеко. Тут полная неясность с обратными рейсами. Начальник поезда что-то темнил.

Гном покосился на Джима, стянул с головы колпак, прижал его к лицу, втянул ноздрями воздух:

- Родик им подтирался. Где ел, там и гадил. Вот ведь мерзость какая была... Я уж простился с этим колпаком, хотя матушка шила. А теперь он пахнет клубникой.

- Тут мыло клубничное, - объяснил Джим. – Не вали все на Родика, это не его заслуга. Я же тебе сразу сказал, я его постирал.

- Видишь как получается? – пробормотал Малин. – Выходит, этот Родик сам себе могилу вырыл? Знать бы еще, что мы сами не так делаем. Или – что делаем именно так. Почему именно ты во всем поезде единственный открыл окно в купе? Ведь если бы не этот колпак, ты бы ведь не пошел бы вперед?

- Не пошел бы, - кивнул Джим. – Хотя и не надеялся, что увижу вас. Думал присмотреться, а на обратном пути прислушаться, что творится в вагонах. В некоторых кто-то стонал.

- Застонешь тут... – вздохнул Малин.

- Успокойся, - улыбнулся Джим. – Везет тому, кто везет. Все обошлось, а дальше – посмотрим.

- Крысу жалко, - заметил Малин. – Понятно, что мерзость, но не позволял он себе ничего. Так, по службе. А чтобы от себя, вроде того как Родик с подручными забавлялся – ничего. Я думал, гоблин с ума сойдет. Мало того, что у них забава была – помочиться на гоблина, когда он пить просил, они же бедолаг, что на жратву определяли, при нас разделывали. Причем старались, чтобы разделываемый не сразу дух испустил. Я бы их всех...

- А Крыса ел вместе со всеми? – спросил Джим. – Так чего ты его жалеешь?

- Знаешь, - Малин поморщился, - если бы я другой жизни не видел, а вот вылупился бы как прочие в Прорве, не подонком с каким-нибудь приличным анамнезом, как сказал бы гоблин, а ботом – ну в чистоте и незамутненности, тоже ел бы. Ну, а почему нет? Все же едят. Сегодня ты, завтра тебя. А уж если уродился с крысиной головой, то и... мстил бы... Неизвестно кому. Знаешь, поначалу, когда наша гномья общность только в себя приходила, случались ведь и срывы. Кое-кто и руки на себя наложить пытался. Мол, почему я не человек? Отчего коротышка? А я дурак, сразу себе сказал, радуйся, что ты не гоблин. А теперь смотрю на Элфрика и вижу, что надо радоваться уже тому, что жив. Нас когда намесили уже во второй раз да снова бросили за решетку, у них там собачьи клетки прямо в вагоне, гоблин смеяться начал. Я думал, он свихнулся, а он шепчет мне – сразу не убили, значит поживем еще, дружечка. Хорошо.