***

Она сунула ему под нос ватку с нашатырем. Как банально. Последний раз такое с ним проделывали в том самом клубе в Гарлеме. Хотя, это ведь тоже было ложным воспоминанием? Ложным почти как и все прочее. Наверное, кроме голоса мамы и того вопроса – «Ты убьешь меня?». Ложным, но действенным.

- Хлорид аммония?

- Брось, - он почувствовал, что она раздражена. – Не будь занудой. Обычный нашатырь. Это же пошло. Ты ведь пьешь воду, когда хочешь пить, а не «аш два о». Не так ли?

Джим и в самом деле хотел пить. Но не мог попросить у нее воды. Он даже смотреть на нее не хотел.

- Не нужно никому ничего доказывать. Тем более хвастаться знаниями. Это как хвастаться нижним бельем. Тем более, если ты не сам надевал его. В миллион слоев.

- Разве мы уже на ты?

Джим открыл глаза. Прищурился, привыкая к яркому свету. Он явно находился в вагоне, потому что колеса постукивали под ногами, но в вагоне, разделенном не на коридор и ряд купе, а на два просторных и довольно обширных помещения, обставленных и оформленных со всей возможной роскошью. Точнее, в одном из них, занимающим половину вагона, в котором и находились Джим и его недавняя работодательница. В следующем могло находиться все, что угодно. Не менее роскошная спальня, кухня, комната слуг, столовая, кладовая, пыточная, расстрельная. По резной двери из черного дерева определить было затруднительно. Точно так же, как и определить время суток и местонахождение транспорта. Окна роскошного полузала были плотно зашторены, поэтому под потолком пылал электрический свет.

Джим полулежал в кресле. Он посмотрел на Оливию. В этот раз она была еще прекраснее. Вместо топика и джинсов на ней была длинная темно-синяя блестящая мужская рубашка с закатанными рукавами, на голове царил легкий беспорядок, на щеках играл румянец, глаза сияли ничуть не тусклее, чем белые плафоны под потолком. В руке у нее был бокал с белым вином. Ноги были босыми. Впрочем, они утопали в мягком ковре.

- Тебе не нравится на «ты»? – удивилась она.

- Рекурсия в опасности? – спросил Джим и попробовал шевельнуться. Кажется, ему подчинялась только голова, руки до локтей и... пожалуй все. Он попробовал ощупать левую половину груди, поморщился от прикосновения, затем опустил руки на пояс, окинул себя взглядом. Ребра сломаны не были, хотя правую сторону груди ломило, более того, на правой стороне груди красовалась огромная гематома. Но его смутило не то, что он был обнажен по пояс, а ниже пояса на нем была чужая одежда – какие-то шелковые порты темно-синего, с фиолетовым отливом цвета, верно из того же комплекта, что и рубаха на плечах Оливии. И даже не то, что ни кольчуги, ни наручей или поножей на нем явно не было. Нет, он похолодел, поняв, что пояса с ножнами на нем нет тоже. Нет, он и не должен был их видеть, но он как будто знал, что их нет. Ко всему прочему он не был ни связан, ни парализован, он просто не мог пошевелить ничем, кроме рук по локоть и головой. К счастью, он мог еще говорить.